|< в начало	<< назад	к содержанию	вперед >>	в конец >|

ГЛАВА XIV
ОСНОВНЫЕ ФОРМЫ ОБЩНОСТИ

Специфически дуоперсональное и специфически плюроперсональные общности

Существуют общности, которые по своему существу должны состоять из двух человек, и такие, которые состоят из многих людей, по меньшей мере из трех. К дуоперсональным общностям принадлежит супружество и общность, возникающая в результате формального отождествления личных жизней. К плюроперсональным общностям принадлежат семья, нация, государство.

Семья должна состоять по крайней мере из трех человек. Государство, построенное на основе двух человек, — это абсурд. Между двумя людьми не возникает межличностной публичности, являющейся непременным местом образования государства.

Если мы вообразим двух человек, живущих вместе в полной изоляции от всех остальных и ничего не знающих о существовании остальных, то они не имели бы возможности образовать государство, поскольку исчезла бы предпосылка для возникновения межличностной сферы публичного.

Из двух человек не может состоять и нация — тем более в том случае, если мы будем учитывать не только настоящих членов, но и бывших и будущих. Кажущееся поверхностным различие между общественным телом, состоящим из двух человек, и таким, которое состоит из более чем двух человек, на самом деле глубоко коренится в сущности данных общностей. Напротив, вопрос о том, сколько членов составляют ту или иную плюроперсональную общность — например, сто или двести — является относительно несущественным. Конечно, для некоторых плюроперсональных общностей характерным является определенный порядок числа членов. Как правило, государства и нации по числу членов превосходят семьи и дружеские круги. Государство из десяти человек было бы аномалией; таким же аномальным явлением была бы и семья из двухсот человек, если даже отвлечься от чисто физической невозможности существования такого образования.

Но несравненно глубже в сущности общностей коренится различие между дуоперсональной и плюроперсональной общностью. Глубочайший смысл супружеской общности заключается в том, что она образуется двумя людьми, — а фундаментальной сущностью семьи, государства, нации является то, что они могут состоять не только из двух человек. Дуоперсональность брака и плюроперсональность государства являются не эмпирически обусловленными фактами — подобными тому факту, что по физическим причинам число детей в семье ограничено, — а основанными на глубинных свойствах данных общностей, т. е. априорными.

Плюроперсональные общности в еще более чистом виде представляют тип общественного тела. В определенном смысле общественное тело образуется легче тогда, когда речь идет о многих людях. Подобно столу, который может стоять не меньше чем на трех ножках, общественное тело гораздо легче образуется по крайней мере из трех человек. Поэтому для образования дуоперсональной общности требуется несравненно более тесное объединение людей, чем для образования плюроперсональных общностей. В дуоперсональной общности не может быть такой рыхлой связи, которая существует между членами одной нации или между двумя гражданами.

Мы можем противопоставить существенно дуоперсональным образованиям, таким, как супружеская пара, различного рода любовные общности, существенно плюроперсональные образования, такие, как семья и государство. Но существуют общности, которые хотя и предполагают по своей сути наличие нескольких человек, однако в определенный момент могут быть представлены только двумя людьми, например религиозный орден.

Наконец, существуют и такие, которые принципиально могут состоять из двух человек, но по своему смыслу тяготеют к расширению своего состава — например, человечество и церковь. Два человека уже составляли бы человечество, если бы не существовало других людей, кроме первой человеческой пары, и эти два человека уже могли бы образовать церковь. Следовательно, самые широкие общности не являются по существу плюроперсональными, как, например, государство и семья.

Существование и исчезновение общностей

Другим глубоким различием между общностями, тесно связанным с только что указанным различием между дуоперсональными и плюроперсональными общностями, является различие между общностями, которые в своем существовании привязаны к конкретным индивидуумам, и такими, в которых это не имеет места. Некоторые общественные образования прекращают свое существование, если из составляющих их в данный момент людей умирает один или все. Это относится, например, к супружеской общности. Corpus, состоящий из супругов, прекращает свое существование со смертью одного из них. Некоторые семьи прекращают существование в качестве данных конкретных общественных образований, если умирают родители (под. семьей как здесь, так и в остальных случаях, мы подразумеваем классическую общность, состоящую из родителей и детей, а не род, охватывающий много поколений, или клан, к которому принадлежат все родственники). Дружеский круг может продолжать свое существование в качестве «данного» индивидуального общественного образования, если некоторые из его членов еще живы. Однако новое поколение друзей, даже если они беспрерывно примыкали к этому дружескому кругу, уже не может рассматриваться как «тот же самый» дружеский круг. Это будет новое образование.

Напротив, многие другие типы общности, такие, как государство, нация, церковь, человечество, а также объединение, партия, остаются теми же самыми общественными образованиями, даже если нет в живых ни одного из их первоначальных носителей. Эти общности так устроены, что продолжают существование в качестве тех же самых индивидуальных образований несмотря на то, что уже нет в живых отдельных людей, которые составляли их в определенный момент.

Очевидно, что дуоперсональные общественные образования принадлежат к первому типу. Необыкновенная укорененность таких общностей в собственном бытии именно данных личностей заведомо исключает всякую возможность замены умершего члена дуоперсонального союза другим — при условии сохранения тождественности общественного образования.

Но было бы ошибкой думать, что различие между дуоперсональными и плюроперсональными общностями эквивалентно только что отмеченному. Семья является плюроперсональной общностью и тем не менее прекращает свое существование как данное индивидуальное образование, если умирают родители, а тем более, если умирают все, кто составлял ее в определенный момент. То же самое относится и к плюроперсональному дружескому кругу.

Общность, продолжающая существовать как самотождественное образование, во многих отношениях ставит перед нами трудную проблему. Первое, что приходит в голову — это то, что ее единство такого рода, что она как самотождественная продолжает существовать во времени даже тогда, когда члены, из которых она состоит в конкретный момент,

уже больше не живут. Однако такое определение ошибочно. Ведь она состоит не только из живущих в настоящее время, но и из умерших. Умершие не только принадлежали к этой общности в прошлом, но в определенном смысле принадлежат к ней и в соответствующий настоящий момент. Общность равным образом объемлет этих уже не живущих, уже прекративших свое земное существование.

Возьмем случай, когда человек сначала принадлежал какой-нибудь общности, например партии, а позднее вышел из нее. Мы говорим, что он «когда-то» принадлежал этой партии. Если же член партии умер, то его принадлежность к ней не является тем, что было лишь «когда-то». Напротив, она продолжает существовать в некотором смысле и в настоящий момент.

Что касается такой общности как церковь, то этот решающий факт менее проблематичен, поскольку она объемлет отдельных людей как бессмертных существ — как торжествующая и страдающая церковь она включает в себя как просветленные души на небесах, так и находящиеся в очистительном огне чистилища. Таким образом, речь идет о полноценной настоящей принадлежности людей, которые хотя и не находятся больше на земле, однако могут рассматриваться как существующие.

«Принадлежность» же, например, Гете к немецкой нации не является столь же определенным фактом. Ведь здесь мы прежде всего имеем в виду отношение духа Гете к «духу нации», то, чем он обогатил этот «дух», что продолжает жить и сейчас, хотя Гете как индивидуум уже больше не существует. Таким образом, под принадлежностью Гете к нации мы подразумеваем вклад гетевского духа в живое, центральное содержание духа нации.

Ярче всего своеобразие этого формального характера принадлежности умерших к живой общности мы видим тогда, когда, например, представляем себе гражданина какого-нибудь государства, умершего, скажем, до пятидесятилетнего возраста и тем не менее и в настоящее время в определенном смысле принадлежащего этому государству как один из носителей всего государственного организма в целом, который распространяется на многие поколения в качестве одного и того же тождественного образования. Здесь во всей своей парадоксальности проявляется квазинастоящая принадлежность члена общности, уже больше не существующего в земном смысле. Мы не будем заниматься более подробным анализом этой своеобразной принадлежности, продолжающей существовать за пределами жизни. В любом случае можно сказать, что несмотря на принадлежность умерших членов к таким общностям, как государство, нация, партия и т. д., эти общности могут существовать только до тех пор, пока существуют их живые члены. Если, например, нет ни одного живого члена данного государства, то это государство также больше не существует; его существование относится к прошлому.

Очевидно, речь здесь идет о глубоко характерном признаке общности, если она в своем существовании связана не с жизнью определенных индивидуумов, но как самотождественное образование может продолжать жить и тогда, когда уже не существует ни одного из тех индивидуумов, из которых она состояла в предыдущий период.

Основанная на опыте и объективно основанная принадлежность

Следующим фундаментальным формальным различием в сфере общностей является различие между общим опытным основанием принадлежности к общности, с одной стороны, и объективным основанием принадлежности — с другой. К некоторым общностям, например к дружескому кругу, можно принадлежать только на основе определенных переживаний: я могу стать членом дружеского круга только в результате определенных межличностных установок. К другим общностям, например к данной нации или к человечеству, я принадлежу еще до того, как я узнал об этих общностях — я их уроженец. Это различие чрезвычайно характерно для структуры соответствующих общностей. Таким образом, общности делятся на такие, членство в которых зависит от субъективного поведения человека, и такие, к которым человек принадлежит на основании объективных моментов, независимо от определенного субъективного поведения. В этом смысле мы можем говорить об общностях, характеризуемых опытно основанной принадлежностью к ним, и общностях, для которых характерна объективно основанная принадлежность. Супружество, дружеский круг, монашеский орден, объединение при всех своих прочих глубоких различиях, очевидно, являются общностями первого рода; семья, государство, нация, человечество, несмотря на свои остальные различия, — общностями второго рода.

В первом случае принадлежность связана с фундирующим данную общность переживанием. Это переживание может заключаться в социальном акте, например в случае основания объединения. Я не могу заведомо быть членом объединения, я должен явно вступить в него. Никакая объективная ситуация, никакое мое объективное качество, никакое объективное свойство моего поведения не могут инкорпорировать меня в объединение, если я не осознал своей принадлежности к нему и не испытываю определенное чувство, относящееся к данной общности. Более того, в этом случае обязателен явный акт вступления, явно выраженное, сознательное, активное самоприсоединение к общности. Аналогичная ситуация в супружестве и религиозном ордене.

В дружеский круг сознательного, активного вступления не требуется. Человек может постепенно врастать в эту общность. Но здесь также необходима определенная межличностная установка. Я должен занять позицию любви по отношению к другому человеку или нескольким людям, либо реализовать установку по отношению к уже существующему дружескому кругу для того, чтобы стать членом последнего. Здесь также объективной принадлежности всегда предшествует переживаемое фундирующее отношение к данной общности. Я не могу изначально быть членом какого-нибудь дружеского круга. Я не могу стать членом дружеского круга на основании, например, своего нравственного облика и при этом не знать об этом. Такое членство может состояться лишь в результате моего переживания.

Напротив, к человечеству я принадлежу не только до того, как я осознал эту принадлежность, но и до того, как я вообще что-то узнал о существовании такой общности. Мое переживаемое отношение к другим людям или к этой общности совершенно не фундирует мою принадлежность. Отсюда и является характерным то, что я обнаруживаю свое заведомое членство в ней. Оно является следствием объективной ситуации или объективных свойств человеческого. Отдельный человек является уроженцем человечества.

Точно так же отдельный человек обнаруживает свое членство в семье: здесь в качестве основания членства не требуется никакого особого поведения человека по отношению к другим членам семьи или ко всей семье в целом. Он является членом семьи до того, как узнал об этом или мог об этом узнать, а его объективная принадлежность не основана на особо переживаемом поведении.

Но что касается двух членов семьи, а именно родителей, то ситуация здесь принципиально иная. Поскольку супружеская общность представляет собой базис семейной общности, а принадлежность к ней типичным образом основана на переживании, то, разумеется, и членство родителей в основанной ими семье также фундировано переживанием. Особая ситуация здесь имеет место еще и потому, что конституирование принадлежности родителей к семейной общности вообще совпадает с возникновением этого конкретного общественного образования — аналогичное наблюдается и в браке.

Но несмотря на то, что принадлежность здесь, как и в случае супружества, фундирована переживанием — ведь родители не могут помимо своей воли быть включенными в семью — однако в отношении принадлежности родителей к семье наблюдается одно характерное отличие по сравнению с членством супругов в брачной общности. Как супружеская общность, так и членство в ней возникают в результате consensus'a супругов. Что касается семьи, то хотя супруги, как правило, и желают ее создания, а акт создания супружеской общности и представляет собой причинную предпосылку возникновения семьи, однако сама семья не возникает сразу — благодаря лишь определенному акту данных лиц. Разумеется, это относится и к вопросу о принадлежности. Родители не могут сами по себе сделаться членами семьи так же, как они становятся членами супружеской общности.

Это различие основано на двух моментах. Во-первых, тот способ, каким образуется общность из поведения людей, принципиально различен в браке и в семье. Брак конституируется одним определенным актом обоих партнеров; семья возникает как следствие совместного акта. Во-вторых, она не обязана возникать из этого акта. Появление в браке детей не находится во власти родителей. Возникновение семьи, а тем самым и принадлежность родителей к этой общности — это всегда Божий дар. Таким образом, родители также, хотя и в совершенно другом смысле, чем дети, становятся членами семейной общности, в то время как в браке имеет место активно «приобретенное членство». Принадлежность к семье осуществляется не только через сферу переживаний, как это имеет место в дружеском кругу.

От рождения каждый является и членом нации. Хотя с полной принадлежностью к этой общности связаны определенные переживания и человек в отличии от личности в человечестве или ребенка в семье не включен в нацию лишь на основании чисто объективных факторов, тем не менее здесь идет речь о переживаниях, совершенно не направленных ни на общность как таковую, ни на других людей как членов данной общности. Человек духовно питается национальным, культурой нации еще до того, как узнает о существовании последней, ясно сознает свою принадлежность к ней. Он говорит на ее языке, формируется и воспитывается дыша ее воздух и таким образом включается в нее в качестве ее члена, не реализуя при этом никакой установки, которая бы относилась к нации как таковой.

Точно так же он может принадлежать к государству еще до того, как сознательно станет его членом. Он обнаруживает свою принадлежность к государству, и эта принадлежность основана на объективных факторах — чаще всего на государственной принадлежности его отца — а не на определенных установках, например на его любви к данному государству, а тем более не на явном акте присоединения. Конечно, человек может активно присоединиться к какой-нибудь государственной общности, но обычно он рождается в ней.

Общее различие, которое мы рассматриваем здесь, очевидно. Еще раз суммируя сказанное, можно сказать, что в одном случае членство в общности является результатом определенных межличностных установок или актов, так что человек не может объективно стать членом общности без своего ведома. В другом случае принадлежность основана на объективной ситуации, и человек обнаруживает свое членство в общности, когда впервые осознает свою принадлежность к ней.

Различие в возникновении и различие, связанное с принадлежностью к общностям

Это последнее, важное в отношении структуры общности различие не следует отождествлять с различием в возникновении самой общности. Существуют общности, которые как таковые могут возникнуть только в результате определенных межличностных установок или актов. Они требуют от людей определенного межличностного поведения, которое тем или иным образом установило бы между ними единство, «связало» бы их. Такого рода общностью является супружество, дружба, любое профессиональное объединение, религиозный орден, церковь. Это относится mutatis mutandis и к семье, как мы видели выше. По другому обстоит дело в человечестве, роде, народе, нации. Они возникают и конституируются на основе объективной ситуации или на основе объективных свойств определенных типов поведения людей, а не в результате межличностных установок или актов, в которых осуществляется осознанное объединение людей (хотя в случае установок и не намеренное).

Это различие в конституировании общностей, как уже сказано, не является тождественным упомянутому различию в конституировании принадлежности к общностям. Два этих момента могут быть тесно взаимосвязаны, но не обязательно постоянно сопряжены. Что касается общностей, которые по своей сути состоят из двух человек, например супружество или дружеская пара, то стремление принадлежать к общности совпадает здесь с ее образованием. Когда общность возникла, в нее уже больше никто не может быть включен. К ней принадлежат в качестве ее членов только те два человека, которые ее основали. Присоединение к общности неотделимо здесь от ее образования. В общностях же, состоящих из многих людей, таких, как дружеский круг, семья, вид основания принадлежности определяется способом конституирования общности только в отношении людей, которые основали эту общность.

Например, в семье вид основания принадлежности дан в способе возникновения этой общности только в отношении родителей. Что касается детей, то хотя образование этой общности до определенной степени фундировано переживанием, их включение в нее происходит чисто объективно. Тот факт, что мы можем считать семью в аспекте ее возникновения — пусть даже модифицированном — фундированной переживанием, в то время как принадлежность к ней детей имеет чисто объективное основание, ясно показывает, что при определенных условиях следует различать две эти точки зрения.

Правда, при появлении первого ребенка его принадлежность к данной общности совпадает с ее возникновением. С его рождением, с одной стороны, конституируется семья как общность, а с другой — членство в этой общности самого ребенка. Таким образом, первый ребенок в определенном смысле относится к «основателям» семьи. Но так как эта фундирующая функция заключается в его появлении как человека, в его рождении, то он является чисто пассивным основателем, сознательно не переживающим этот процесс. Следовательно, включение в семью первого ребенка, как и последующих, не являющихся ее основателями, происходит чисто объективно. Это же относится и к государству, поскольку включение в него происходит как правило чисто объективно, хотя это, разумеется, и не означает, что само государство должно возникать чисто объективным образом. Даже если мы были бы вынуждены признать, что государство всегда должно быть основано определенными людьми посредством социальных актов, это, очевидно, все равно не опровергало бы того факта, что человек может быть уроженцем уже существующего государства.

Различие между формальными и содержательными общностями

Следующим фундаментальным различием является различие между формальной и содержательной общностью. С этим различием мы уже встретились в сфере отношений. Отношения, возникающие в результате договора между начальником и подчиненным, имеют формальную природу; дружеские отношения, возникающие в результате взаимопроникновения взглядов любви — содержательную. В рамках общностей мы также обнаруживаем это глубокое различие формального и содержательного. Так, например, объединение является исключительно формальной общностью; дружеская пара, дружеский круг — содержательной; супружество — одновременно содержательной и формальной. Государство — это формальная общность; нация — содержательная; церковь — одновременно содержательная и формальная. Человечество представляет собой содержательную общность, семья — содержательную и одновременно рудиментарно формальную.

Сначала мы продемонстрируем это отличие в его своеобразии на примере общественных образований, которые характеризуются фундированной переживанием принадлежностью своих членов. Оно ярче всего проявляется тогда, когда мы противопоставляем объединение и дружеский круг: одно — исключительно формальное образование, другое — исключительно содержательное. Общественное образование «объединение» имеет четкие контуры, столь резко очерчено, что его можно определять и описывать в правовых терминах²¹. По сравнению с этим дружеский круг «бесформен», гораздо менее резко очерчен и как таковой не допускает правовой формулировки. При этом исключительно формальное образование «объединение» «пусто» и для своего существования в качестве общественного образования не требует содержательной связи между своими членами. Объединение, образованное в целях развития иностранного туризма, существует как формальное общественное образование точно так же, как и общество Бонифация.

Характер цели, которой служит объединение, имеет большое значение для атмосферы, наполняющей его, и для содержательной связи между его членами. Для существования этого формального общественного образования, а также для вытекающих из него самого как формального образования отношений между его членами этот характер не имеет значения. Конечно, цель, которой служит объединение, должна быть четко очерченной; без этого соотносительного пункта оно не может образоваться. Но своим существованием в качестве общественного тела оно обязано нейтральному социальному акту основания общества, и в его конституировании не играет никакой роли содержание цели и возможная наполненность внутренней среды, принимающей форму объединения. Они не вносят вклада в ту законченность, которая свойственна объединению как формальной общности.

В противоположность этому содержательное образование «дружеский круг» «наполнен» и требует определенной живой связи между своими членами. Чем теснее они связаны друг с другом, чем содержательнее слово, произнесенное между ними, тем глубже воплощено данное общественное образование. Определенная личная близость и содержательно релевантная качественная наполненность внутренней среды являются условием существования этого общественного corpus'a.

Кроме того, с этим сопряжено следующее: социальный акт охватывает людей в формальной общности как бы снаружи и соединяет их как не связанных между собой людей. Содержательная общность, напротив, вырастает изнутри; общественное тело возникает из содержательной связи между отдельными людьми. Связь, заключавшаяся в отношениях между людьми, усиливается и развивается таким образом, что образует новое целое.

Поэтому исключительно формальные общности могут создаваться в высшей степени произвольно. Их можно преднамеренно вызвать к жизни сразу, если существуют внешние условия и основатели компетентны. Дружеский же круг нельзя создать преднамеренно. Он должен возникнуть сам по себе, его возникновение не подчиняется нашему произволу. При этом отмеченная произвольность создания формальных общностей ни в коем случае не означает, что последние фиктивны и существуют только условно. Напротив, из своеобразно творческого социального акта возникает реальное образование. Его возникновение произвольно лишь постольку, поскольку такие социальные творческие акты, подобно, например, обещанию, проистекают из актуального «я» личности и совершенно произвольны. Они «управляемы», и как раз поэтому данные общности могут быть созданы сразу, если создающие их люди обладают соответствующей компетенцией и выполнены определенные внешние условия. Однако свойственная таким социальным актам творческая сила, разумеется, не является чем-то внешним, произвольно привнесенным, а заложена в них самих.

Напротив, установки, лежащие в основе образования таких содержательных общностей, как дружеский круг, не «управляемы». Они возникают не в актуальном «я», а в более глубоких слоях личности. Поэтому дружеский круг не может быть создан преднамеренно. Исключительно формальным общностям присуща определенная искусственность в противоположность чисто содержательным — хотя это и не означает, что они существуют лишь мнимо, не обладают внутренней связностью, как какие-нибудь бессильные, чисто искусственные образования. Их нельзя также считать механическими объединениями в смысле обыкновенной агрегации людей. И все же им недостает органичности; их простота и малокровность заключают в себе нечто искусственное. Дружеский же круг, имеющий менее резкие контуры, менее четкую форму, напротив, представляет собой органическое, а не искусственное образование.

У формальных общностей преобладает внешний аспект. Именно он самым адекватным образом представляет нашему взору такие образования — даже их внутренний аспект построен в определенном смысле по образцу внешнего. В материальных же общностях превалирует внутренний аспект. Если мы являемся членами дружеского круга, то подлинное содержание этого образования представляется нам яснее, чем стороннему наблюдателю. Разумеется, речь идет только о преобладании внешнего или внутреннего аспектов, поскольку, как и в любой общности, здесь также имеет место существенно внешняя сторона и существенно внутренняя. Нашему пониманию общественных образований должны помогать как внешний аспект, так и внутренний.

Особое значение для различия между формальными и содержательными общностями имеет глубокое различие в той роли, которую играет относящееся к установке личности содержание, будь то ценность, т. е. само по себе значительное — или значительное только для данного человека. В объединении это содержание, заключающееся в его цели, представляет собой только соотносительный пункт и его возможная virtus unitiva не принимает участия в конституировании данного общественного образования. Отдельные члены объединения не инкорпорируются eo ipso в определенную ценностную сферу — в результате того, что объединение, скажем, служит какой-нибудь достойной цели. Соответствующая содержательная сфера имеет очень опосредованное значение для конституирования данного образования — в качестве соотносительного пункта творческого социального акта.

Напротив, в содержательном обществе, например в дружеском круге или паре, ценностная сфера всегда играет центральную роль, поскольку ее virtus unitiva принимает участие в самом конституировании общественного образования. Также и в том случае, когда два человека в своей взаимной любви достигают формального отождествления личных жизней и образуется общественное тело, ценностная сфера, в которую они при этом инкорпорированы или в которой натурализованы их отношения, имеет большое значение для конституирования данного общественного образования. Конечно, она проявляет свою virtus unitiva частично также опосредованно, как мы уже видели ранее, в противоположность той функции, которую она имеет в духовной общности или в такой объективной общности, как человечество. Тем не менее она и здесь принимает внутреннее участие в создании общности. Эта опосредованность ни в коем случае не означает хотя бы даже частичную разобщенность «места» качественной действенности ценностной сферы, с одной стороны, и внутреннего пространства общности — с другой.

Этих противопоставлений достаточно для демонстрации глубокого различия между формальным и содержательным типами общности, которое ярче всего проявляется между объединением, с одной стороны, и дружеским кругом или дружеской парой — с другой.

Формальные и одновременно содержательные общности

Но общественные образования не обязательно являются либо исключительно формальными, либо исключительно содержательными. Существуют образования, являющиеся настолько же формальными, насколько и содержательными, например партии, религиозные ордена и прежде всего — супружество. Здесь, однако, следует обратить внимание на один очень существенный момент, а именно на то, идет ли речь о неорганическом сосуществовании содержательной и формальной общностей или об органическом возникновении формального момента из материального.

Объединение, в которое входят члены содержательной культурной общности из практических соображений, служащее сугубо культурной цели, является примером подобного неорганического надстраивания формальной общности над содержательной. Форма первой столь нейтральная, что может быть использована и для совершенно другой содержательной общности. Такая формальная общность обязана своим существованием опять-таки исключительно социальному акту основания объединения, который хотя и может быть мотивирован существованием содержательной общности основывающих объединение личностей, однако как таковой также исходит в своих творческих возможностях из нейтрального пункта, не имеющего никакой внутренней связи с соответствующей содержательной общностью. Таким образом, также и продукт этого акта как таковой совершенно не несет отпечатка содержательной общности, которая принимает эту форму.

В противоположность этому, в религиозном ордене формальный момент органически вырастает из материального. Эта общность столь могуча, что она требует «формы» не из каких-то практических целеобусловленных соображений, а в соответствии со своим смыслом и сущностью. Форма религиозного ордена является единственным адекватным формальным выражением лежащей в ее основе содержательной общности. Социальный акт основания ордена внутренне связан с установками, существенными для данной содержательной общности, а не является нейтральным, как акт основания объединения. Вследствие этого его продукт также несет явную печать лежащей в его основе общности и не может служить формой какой-нибудь другой, нерелигиозной общности. Ему присуще благородство, которым отмечена и оформленная им религиозная общность.

Ярче всего это проявляется при сравнении с религиозным объединением. Несмотря на высокую религиозную цель подобная формальная общность как таковая столь же качественно нейтральна, что и любое объединение, служащее светским целям. Эта формальная общность не вырастает органически из лежащей в ее основе содержательной общности, и в ней самой нет ничего от благородства религиозной материальной общности. Это не случайно. Только очень небольшая группа содержательных общностей с высочайшей потенцией может послужить основанием органического возникновения в результате соответствующих социальных актов формальных общностей, являющихся их адекватным выражением.

Классическим случаем органического взаимопроникновения формального и содержательного элементов является брак. Здесь имеет место не втискивание произвольной содержательной любовной общности посредством брачного договора в некую формальную общность — здесь торжественный социальный акт, посредством которого заключается брак, является органическим продолжением уникального любовного акта, в котором оба партнера обращаются друг к другу. Иначе говоря, смысл и сущность уникальной любовной общности требует формальной общности как своего логического завершения. Формальная общность здесь — это индивидуальная органическая форма данной любовной общности. Любовная общность формируется посредством брачного договора не внешним образом, из тех или иных практических соображений — здесь из глубочайшего слова любви возникает уникальный социальный акт, вызывающий к жизни формальную общность брака.

Только такие типы общности, которые одновременно представляют собой формальную и материальную общность или в которых содержательный и формальный элементы объединяются в действительное внутреннее единство, обладают, очевидно, всеми позитивными качествами, которые мы приводили выше как характеризующие содержательные и формальные общности.

Две только что рассмотренные основные формы не ограничены, однако, лишь сферой общностей, принадлежность к которым фундируется переживанием. Конечно, среди общностей с объективно фундированной принадлежностью мы не найдем в той ярко выраженной форме, которая свойственна объединению и дружескому кругу, исключительно формальных и исключительно содержательных общностей. Поэтому некоторых своеобразных черт только формальных и только содержательных общностей мы не обнаружим в сфере только что упомянутых общностей. Но это основополагающее различие в модифицированном виде можно констатировать и здесь. Так, мы уже видели, что государство можно назвать формальной общностью, а нацию — содержательной.

В государстве мы сталкиваемся с четко очерченной, юридически понимаемой формой, с внешним объединением его членов и с преобладанием внешнего аспекта. У нации — менее четкие контуры, но при этом большее внутреннее богатство, внутренняя связность и преобладание внутреннего аспекта. Кроме того, государство по сравнению с органической нацией несет на себе определенный отпечаток искусственности, хотя и в совершенно другом смысле, чем объединение. Тем не менее в государстве конституирующую роль играют также и ценностные сферы; оно не столь пусто, как объединение. С другой стороны, нация как общность с объективно фундированной принадлежностью не обладает той особой пластичной мягкостью контуров, которая — в смысле вышесказанного — свойственна, например, дружескому кругу как содержательной общности с принадлежностью ее членов, фундированной переживанием.

Семья, культурная общность, человечество также являются содержательными общностями в расширенном смысле; сюда же относятся народ, племя. Напротив, церковь, очевидно, является одновременно формальной и содержательной общностью в самом выдающемся смысле, а именно мы сталкиваемся здесь с органическим взаимопроникновением обоих элементов, намного превосходящим то, которое мы увидели в религиозном ордене и в супружестве. Здесь оба элемента — формальный и содержательный — вытекают из одного и того же источника.

Бытийное совершенство как содержательных, так и формальных общностей

Дело не в том, чтобы своеобразие содержательной общности по сравнению с исключительно формальной выводить из витального. Органичность, наполненность, продуктивность и т. д. содержательной общности в противоположность искусственности, стерильности чисто формальной общности нельзя интерпретировать как фундирование витальным в противоположность фундированию духовным.

Такое понимание, во-первых, не будет отвечать специфически «духовному» характеру большинства содержательных общностей, таких, как дружеский круг, нация, семья и человечество. Они обладают органичностью духовного, которая включает в себя per eminentiam органичность витального и далеко превосходит последнюю. Выводить любое содержательное богатство духовного из витального и формально уподоблять его последнему — это опасный предрассудок. Так, в эмоциональных установках, таких, как восторг, тоска, радость, любовь часто усматривают нечто менее духовное, чем акты в более узком смысле, такие, как намерение, обещание, а также чисто интеллектуальные акты, как, например, утверждение, мнение и т. д. На том основании, что они содержательнее и, кроме того, распространяются на витальную область, эти смысловые и совершенно интенциональные установки считают менее духовными. Их большее богатство имеет место якобы в ущерб их духовности и проистекает из витального. Это глубокое заблуждение, с которым мы встречаемся и в широко распространенной трактовке содержательных общностей. Как и любовь как таковая представляет собой существенно духовное поведение, и ее богатство имеет духовный характер — хотя она может быть органически связана с витальным и не столь часто, как мыслительный акт, реализуется как чисто духовное поведение — так и органический характер содержательных общностей коренится исключительно или по крайней мере в основном в их особой духовности, а не в витальном.

Чем больше общность фундирована витальным, тем больше она теряет как раз то богатство, которое свойственно содержательным общностям, тем упрощенней и неподлинней становится ее органичность. Род — значительно менее богатая общность, чем нация, — хотя витальное играет в нем гораздо большую роль, — а тем более раса. Жизненная сфера, конституирующаяся в результате простой совместной жизни, представляет собой тип общности, не относящийся ни к содержательным, ни к формальным общностям. Эта общность столь примитивна, что не обнаруживает бытийного совершенства ни содержательной, ни формальной общности.

Во-вторых, формальное не следует интерпретировать как всего лишь искусственное. Мы видели, что высокосодержательные общности стремятся к своему формальному завершению и что в этом случае формальная общность имеет очень благородный, органический характер. Не следует отождествлять характер исключительно формальных общностей с формальным моментом общности как таковой. Необходимо отдавать должное значению как содержательного, так и формального в общности и не сталкивать одно с другим. Как в том, так и в другом заключается свое особое бытийное совершенство общности, и в высших общностях мы видим внутреннее взаимопроникновение обоих этих моментов, как, например, в религиозном ордене, в браке. В качестве образцового примера здесь может служить церковь.

Для некоторых мировоззрений типичным является то, что они из двух этих общественных форм как к полностью реальной относятся только к одной. Существует такой человеческий тип — его можно назвать представителем метафизического бюрократизма — для которого что-либо обладает полной реальностью только постольку, поскольку его можно определить в юридических терминах. Любовная общность, дружба для него — это фантазии, в лучшем случае — расплывчатые, незначительные образования. Он серьезно относится к той или иной общности только тогда, когда она в силу свой формальности может быть понята юридически. Самые содержательные духовные установки являются для него не имеющими значения «чувствами», но когда происходит социальный акт заключения договора, обещания и т. д., он относится к этому серьезно, для него открывается сфера подлинной, ответственной, имеющей последствия реальности. Для человека этого типа объединение более реально, чем дружеский круг. Государство для него — это просто образцовая общность, по сравнению с которой народ, нация, человечество — чистые «фантомы» или «идеальные образования». В церкви он видит в качестве серьезной реальности только то, что оговорено церковным правом. Межличностная «публичность» является для него основой всего существенного, уважаемого. «Действительно» лишь то, что становится ее достоянием, реально лишь то, что санкционировано ею. Такие люди невосприимчивы к миру содержательного, для них существуют только формальные общности.

Крайней противоположностью этого типа являются люди, которых можно назвать метафизической богемой. Они видят только мир содержательного, а все формальное кажется им скучной и пустой условностью. Такие исключительно формальные общности, как объединение, не существуют для них. Они игнорируют их своеобразную объективную реальность и считают их чисто условными фикциями. Они не признают особое бытийное совершенство, которым обладает только формальная общность в противоположность содержательной.

Кроме того, в формальной общности они даже видят нечто недостойное. Они также не понимают характерной законченности, приобретаемой некоторыми содержательными общностями благодаря формальному элементу, как, например, религиозная общность приобретает законченность в ордене, а супружеская любовная — в браке. Они не понимают ни внутренней тенденции таких содержательных общностей обрести форму, ни того, как последние в соответствии со смыслом своей глубочайшей сущности находят свое завершение благодаря адекватной форме. Более того, они видят в этом процессе насилие над содержательной общностью, ее стерилизацию, разрушение ее жизни. Любая формальная общность, любой формальный элемент представляется им уродливым плодом буржуазного бюрократического духа. Собственная область права кажется им родиной фарисейства. Результатом такой установки является и противопоставление церкви любви и церкви права. Формальный церковный элемент, нашедший свое самое ясное выражение в церковном праве, кажется им насилием и профанацией материальной общности церкви.

Одинаково опасны оба этих воззрения — как метафизически бюрократическое, так и метафизически богемное — хотя последнее по человечески симпатичней первого. Их приверженцы не понимают того основополагающего факта, что как содержательный, так и формальный элемент имеют решающее значение и что они являются не противоположностями, а дополняющими друг друга бытийными совершенствами. Чрезвычайно важно понимать, какая необходимая законная функция отводится вообще в космосе в целом каждому из этих элементов и какую роль они призваны играть в сфере общностей.

Хотя содержательный элемент без сомнения более значительный и благородный, хотя ему по праву должно отводиться первое место, тем не менее и в формальном элементе заключается нечто фундаментальное — необходимое не только в практическом смысле, но и в метафизическом. Относительно классического значения и абсолютно благородного, духовного характера формального элемента как такового нас не должна ввести в заблуждение даже та неадекватность, которая заключается во внешнем оформлении содержательной общности, то несоответствие, которое мы отчетливо ощущаем, когда содержательная общность втиснута в форму, внутренне не конгениальную ей. Для того чтобы увидеть это абсолютное бытийное совершенство формального элемента, достаточно обратиться к тем случаям, в которых речь идет о формальной общности, органически вырастающей из содержательной, как это наблюдается в браке, религиозном ордене и особенно в церкви.

Первичные и вторичные общности

Необходимо отметить еще некоторые фундаментальные различия, имеющие место в сфере общностей. Конституирование определенных общностей предполагает предварительное существование других общностей. Они так устроены, что в силу своего объединяющего начала сплачивают в новое целое не первоначально разъединенных людей, а таких, которые уже были до этого соединены в какую-либо другую примитивную общность. Мы можем назвать общности, всегда предполагающие в качестве своего фундамента существование других общностей, «вторичными». Примером такого типа общностей является нация. Она может образоваться только из людей, которые по крайней мере входят в одну и ту же жизненную сферу. Объединяющий момент нации может проявить свою общность-созидающую силу только тогда, когда уже имеется круг лиц, между которыми установились отношения в результате простых жизненно необходимых контактов. Он уже предполагает в качестве основы для проявления своей действенности общественную внутреннюю среду, некое множество людей, знающих друг о друге и так или иначе связанных друг с другом.

В противоположность этому человечество является общностью, которая может быть составлена из людей, не имеющих между собой никаких контактов, не объединенных ни в какую другую общность. Мы можем назвать этот тип «первичной» общностью. Если мы представим себе людей, существующих по одиночке, даже ничего не знающих друг о друге, то они и в этом случае могли бы объективно образовать человечество. Такая общность не предполагает никакой другой общности в качестве условия своего образования.

К вторичным общностям мы можем отнести и государство, конституирование которого предполагает как минимум существование межличностной публичной сферы. В несколько другом смысле сюда относится и семья, поскольку она всегда предполагает наличие другой общности, брака.

Напротив, к первичным общностям относятся, во-первых, все общественные образования, возникающие исключительно путем формального отождествления личных жизней двух человек, а во-вторых — супружество, дружеский круг, человечество, церковь, а также жизненная сфера и объединение.

Члены и представители общностей

Некоторые общности, такие, как государство и церковь обнаруживают одну особенность, которая также может рассматриваться как основополагающее различие в сфере форм общностей. Они имеют не только членов, но и представителей. Так, чиновники, а также все, кто исполняет государственные функции в узком смысле, дополнительно представляют государство еще и в ином смысле, нежели остальные граждане. Они, во-первых, принадлежат к государству как граждане, а во-вторых — представляют его как его уполномоченные лица.

Говоря о государстве, мы часто склонны ограничивать его сферой его полномочных представителей и противопоставлять гражданам в качестве некой сущности, в конституировании которой, собственно, эти последние и не принимали участия. Это очевидное заблуждение.

Однако это заблуждение связано с одной важной особенностью государства. Последнее проявляется в двух аспектах: как государство в узком смысле и государство в широком смысле. В первом случае мы имеем в виду целостную группу лиц, чиновников или ряд инстанций, благодаря которым формально осуществляется жизнедеятельность государства. Во втором случае мы имеем в виду то целое, к которому принадлежат все граждане — как те, кто представляет собой, так сказать, «объект» государственной деятельности, так и те, кто играет роль субъекта²² — подходя к этому с другой стороны, можно сказать и иначе: те, кто играет «роль» государства, и те, кто разыгрывает «публику». Разумеется, представители государства как частные лица принадлежат ко второй категории.

Конечно, первый, ограниченный аспект нельзя отождествлять со всем государством, поскольку государство в соответствии с более широким значением этого слова представляет собой более субстанциальное, значительное образование. Однако для этой общности глубоко характерно то, что такое различие вообще может быть сделано, в определенном смысле оно даже обязательно. Наличие двух кругов в рамках одного государства, узкого и широкого, причем государственные функционеры принадлежат к узкому лишь как носители своих функций, а не как частные лица, тесно связано с формальной природой государства, а также с его властной структурой.

В человечестве нет этих двух аспектов. Все люди в равной степени являются его членами и формально репрезентируют его. Не существует никаких уполномоченных человечества в строгом смысле. Хотя в содержательном отношении мы и можем часто говорить о великих людях, что они как бы выступают от имени человечества, однако отличие от настоящих должностных уполномоченных очевидно. Такого деления не существует и в нации. Не существует представителей данной общности. То же самое можно сказать о дружеском круге и супружеской общности.

Напротив, это различие ярко проявляется в церкви. К церкви как мистическому телу Христову равным образом принадлежат все истинно верующие. Но мы можем говорить о церкви и в узком смысле и иметь в виду всю иерархию ее различных инстанций.

Общности с властной структурой и без нее

Как мы уже указывали, с этим различием связано еще одно, а именно различие между общностями, обнаруживающими структуру власти, и такими, у которых ее нет. Оба этих различия не перекрываются. Правда, во всех общностях, в которых можно выделить два указанных аспекта — узкий и широкий, имеет место властная структура. Однако существуют общности с властной структурой, в которых невозможно провести различие между представителями и членами. Прежде всего, это наблюдается в семье. Отец семейства обладает явным авторитетом и имеет право и обязанность по существу возглавлять семью. Но он не является представителем семьи; в семье не существует разделения на два круга, узкого и широкого, которое мы обнаружили в государстве и церкви.

Человечество, в отличие от церкви, является общностью, в которой отсутствует властная структура. В этой общности не только не существует никакой верховной власти, которая была бы компетентна командовать членами этой общности, но ее и не может быть в соответствии со смысловой сферой данного образования. Если представить себе, что люди объединены под единым началом и верховная власть диктует им действительные законы, то такое объединение могло являться только государством всех людей, само же человечество даже в этом случае не имело бы никакой властной верхушки. Государство и человечество могут совпадать своим «объемом», но не как общественные образования. Верховная власть могла бы командовать только в рамках государственной смысловой сферы, а не в рамках смысловой сферы человечества. Эта метафизическая общность таким образом подчинена Богу, что в качестве власти в ней могло бы выступать непосредственное представительство Бога, но не опосредованное, как в государстве. Однако прямое представительство Бога уже было бы тогда переведено в церковь. Авторитетной верховной властью человечества является per eminentiam глава церкви — Христос. Но вместе с Ним мы уже преодолеваем имманентную смысловую сферу человечества.

Нация также является общностью без властной структуры; это же можно сказать и о всех культурных общностях, например о Западе. Кроме того, сюда относятся дружеский круг, дружеская пара, вообще все дуоперсональные любовные общности.

Напротив, несомненно властную структуру имеет церковь, религиозный орден, государство, семья. Менее определенную властную структуру, будь то в смысле лишь частичного авторитета, или в смысле менее серьезного авторитета, или в смысле простой предрасположенности к квазиавторитарной форме, обнаруживают брак, круг учеников, объединение, клан и род.

Брак в своей первоначальной форме любовной общности, очевидно, не обнаруживает властной структуры. В этом отношении не может быть речи о подчинении одного супруга другому. Супружеская любовь, с категориальным характером которой мы познакомились раньше, не характеризуется взглядом от одного к другому снизу вверх, как, например, любовь детей к своим родителям, — напротив, для имманентной ей ситуации характерно горизонтальное взаимопроникновение взглядов. В общности же, органически основанной на любовной общности, властная структура присутствует, поскольку в ее рамках жена должна слушаться мужа как своего «главу», а муж должен окружать жену любящей заботой. Таким образом, в той мере, в какой брак является любовной общностью, он не обладает властной структурой, но поскольку он представляет из себя жизненную общность, муж является авторитетным главой этого целого. Если мы примем во внимание, что в браке жизненная общность представляет собой очень важный момент и охватывает всю сферу внешнего существования — не только правовую и хозяйственную сферы, но и сферу интимной жизни, дневного распорядка, имеющую здесь большое значение, то мы увидим, что начальственное положение мужа простирается весьма широко. С другой стороны, этот властный момент компенсируется специфически рыцарским отношением мужа к жене, которое требуется здесь в соответствии со смыслом данной общности. Если в сфере совместной жизни жена обязана подчиняться мужу, то муж обязан относиться к жене по-рыцарски, окружать ее любящей заботой, в чем проявляется его взгляд на жену «снизу вверх» как на «драгоценное» создание. В любящей заботе отца по отношению к детям этот оттенок рыцарского благоговения не проявляется. Итак, мы видим, что брак представляет собой не такую однозначно властно структурированную общность, как церковь, государство, семья, а только secundum quid (в определенном отношении).

В кругу учеников ведущую роль играет учитель, что во многих отношениях напоминает власть, однако не власть в строгом смысле слова. Легитимную обязанность послушания учителю смысловая сфера этой общности не может фундировать. Конечно, в соответствии с этой смысловой сферой учитель руководит учениками, открывает им ценности, они следуют его советам, слушаются, уважают его, являются его последователями, однако не подчиняются ему в строгом смысле этого слова. Ни учитель не компетентен отдавать распоряжения или приказы в строгом смысле слова, ни ученики не обязаны, объективно следуя смыслу данной общности, подчиняться ему.

Объединение обладает лишь весьма поверхностной квазивластной структурой. Ибо власть возглавляющего или председателя не является подлинной властью. Периферийный характер этой общности — поскольку ее специфическим свойством как общности является невмешательство во внутреннюю жизнь своих членов — заведомо не оставляет места для возникновения подлинно авторитарного характера. Власть здесь лишь техническая и формально-дисциплинарная, а не такая, которая бы обладала обязывающей компетенцией помимо тех обязательств, которые вытекают из добровольной передачи полномочий со стороны членов данной общности.

Наконец, властная структура имеется и у племени (вождь, совет старейшин и т. д.), однако здесь скорее идет речь о рудиментах государственного устройства, чем о структуре, полностью заложенной в смысловой сфере самого племени. Племя останется племенем даже при отсутствии верховной власти.

Итак, мы видим, что глубоко характеризующим общности является вопрос о их властной структуре и что мы можем выделить, с одной стороны, авторитарные и совершенно не авторитарные общности, а с другой — разного рода квазиавторитарные общности.

Демонстрацией этих основных различий в сфере общностей или этих различных фундаментальных форм общностей мы здесь и ограничимся, разумеется не претендуя на то, что мы отметили все решающие различия.

ГЛАВА XV
СМЫСЛОВЫЕ СФЕРЫ КЛАССИЧЕСКИХ ТИПОВ ОБЩНОСТИ

Здесь мы попытаемся коротко охарактеризовать важнейшие классические типы общности в отношении структурной роли и содержательного своеобразия их смысловой сферы. При этом по мере надобности мы будем сопоставлять признаки, присущие отдельным общностям в аспекте тех различий, которые были рассмотрены в предыдущей главе. Однако следует постоянно помнить, что смысловые сферы отдельных общностей не только содержательно различаются, но и выполняют различные функции, т. е. мы не всегда можем говорить о смысловой сфере в совершенно одинаковом смысле.

Человечество как метафизическая общность

В человечестве объединяющим моментом является мир ценностей и прежде всего сущность всех ценностей — Бог. Люди соединены в мощное единство благодаря объективной связи с миром ценностей и Богом.

Здесь проявляется в своей самой чистой форме virtus unitiva мира ценностей, которая, как мы видели, действует не только как субъективное переживание единения в тех, кто Осознанно взволнован ценностью, но также и совершенно объективно сплачивает и при определенных обстоятельствах объединяет в некое новое целое людей, находящихся в зоне действия ценности. Это приближение к зоне действия ценностного мира заложено в объективной природе человека как тварной духовной личности, связано с глубочайшим, очевидным подчинением человека этому миру и прежде всего сущности всех ценностей, Богу. Ценностный коррелят здесь имеет столь абсолютную природу, что все люди, одинаковым образом подчиненные ему, объединяются в одно реальное единство. Находиться в одинаковом объективном подчинении этому ценностному миру само по себе уже означает сплочение в едином реальном целом, в реальном индивидуальном общественном образовании.

Говоря о всеобщем одинаковом подчинении, мы не имеем в виду, что все люди одинаковы в отношении их способности к «сговору» с миром ценностей, а тем более мы не имеем в виду, что все люди в своей субъективной обращенности к нему находятся на одной ступени. Здесь, скорее, имеется в виду, с одной стороны, тот факт, что все люди, невзирая на их прочие индивидуальные различия, объективно подчинены миру ценностей и Богу, т. е. у них одно и то же предназначение. С другой стороны, это подчинение в своих решающих чертах имеет у всех людей формально одинаковый характер — в противоположность другим возможным духовным созданиям.

Сюда относится, прежде всего, с одной стороны — характер человека как свободной личности, как существа, способного сознательно владеть собой, постигать ценности и отвечать на них, нести в себе добро и зло, вступать с другими людьми в духовный контакт, объединяться с ними, — как существа, способного и призванного образовывать с другими людьми общности, а с другой — его духовно-телесная природа, его подверженность недугам, его слабость и убожество, а также ритмичность его земного существования: рождение и смерть, детство, юность, старость.

Эта великая, глубокая общность судеб одинаковым образом связывает людей с миром ценностей и Богом. Эта могучая ситуация, в которой находятся все люди, влечет за собой не только глубокую заинтересованность всех людей друг в друге, глубинную принадлежность друг к другу, но также и образование нового реального целого — человечества, членом которого является каждый человек. Объединяющим началом здесь является одинаковая чисто объективная инкорпорированность в мир ценностей и Божественную реальность.

Что из себя представляет смысловая сфера этой общности? Человечество есть абсолютно метафизическая общность. Ее смысловой сферой является окончательное предназначение людей, их подчинение Богу и миру ценностей. Наполняющая ее атмосфера не связана с какими-то определенными ценностями — это ценностный мир в целом и высшее благо, Бог. Если человек ощущает себя членом этой общности, то одновременно он должен осознавать свое метафизическое положение: свою сотворенную природу и задачу, возложенную на него как на зависимую духовную личность, свой долг послушания, любви, прославления Бога и свою окончательную, вечную связь с абсолютным существом, сущностью всех ценностей. Темой человечества является подчиненность Богу, насколько он познаваем естественным путем, и подчиненность миру ценностей в целом; иначе говоря, темой является метафизическое положение человека.

Совершенно ясно, какое непонимание этой общности демонстрирует позитивистская или гуманитарная трактовка человечества. Публичность интересов человечества является чисто метафизической. «Прогресс» техники и цивилизации как таковой не относится к интересам человечества, он вообще не имеет интересов в узком смысле слова. Делами человечества являются только те дела, которые поднимаются до метафизического, как, например, те, что связаны с миром религии, нравственности, познания, искусства, согласия, или те, что имеют классическое отношение к духовно-телесной природе человека, т. е. связаны с предотвращением элементарного зла, например болезней.

Существуют ли задачи у всей этой общности в целом — или только задачи каждого отдельного человека? Задач у всего человечества в смысле какого-то всеобщего акта не существует. Но оно как целое, возможно, имеет предназначение. Прославлять Бога должен не только отдельный человек, но и вся общность в целом. Однако это не такие задачи, которые общность в целом обязана выполнять посредством конкретных действий, — подобные тем, например, которые имеет государство в целом или церковь. Разумеется, у отдельного человека существуют обязанности по отношению к человечеству, а также обязанности отдельного человека по отношению к другим в рамках общечеловеческой общности, как, например, познание и распространение истины, обязанность подавать хороший пример и прежде всего — полное осознание метафизической ситуации и живое понимание другого человека как человека, как члена человечества несмотря на все прочие случайно разобщающие аспекты. Мы не можем говорить о цели человечества — по аналогии с целью государства, объединения или общности людей, связанных какими-либо интересами. Ведь для общественных образований совсем не обязательно иметь цель, куда важнее иметь смысл.

Человечество является плюроперсональной общностью, но оно могло бы состоять в принципе и из двух человек. Оно специфически надындивидуально, оно охватывает всех когда-либо существовавших людей, а также всех тех, которые будут существовать. Кроме того, общечеловеческая общность является прототипом объективной общности с объективно фундированной принадлежностью своих членов. Она, как никакая другая, является образцовым примером конституирования общности «поверх голов» своих членов и, что при этом особенно важно, принадлежность отдельного человека к ней осуществляется без его содействия.

Она является сугубо содержательной общностью, более того — исключительно содержательной, хотя эта исключительность и не проявляется в столь чистом виде, как в содержательных общностях с принадлежностью их членов, фундированной переживанием. Кроме того, в ней не существует деления на узкий и широкий круг, как это имеет место в церкви и государстве. Все люди в одинаково узком смысле являются членами человечества.

Общности единения

1. Брак

Если человечество мы назвали метафизической общностью, то супружество, семью, дружеский круг мы можем назвать любовными общностями, или «общностями единения». В них тематичной является ценность самой общности. Подлинно собственную тему здесь составляет ценность любовной связи, о чем мы еще будем в дальнейшем подробно говорить. Конечно, в любой общности реализуется ценностная сфера самой общности. Однако в государстве, нации, общности людей, связанных какими-либо интересами, объединениях, партиях связь как таковая не является преимущественно тематичной. Такие общности возникают не для единения в любви, их существование служит в первую очередь другим целям. Их подлинной темой не является взаимная любовь. Если мы возьмем более высокие общности, такие, как человечество, религиозный орден и прежде всего церковь, то хотя и увидим, что взаимная любовь играет в них более фундаментальную роль, однако она и здесь является чем-то второстепенным. Основной темой этих общностей является другое: в человечестве — сфера метафизического, в ордене и церкви — сфера сверхъестественного. Только в этих случаях особая материя соответствующих смысловых сфер столь возвышенна, что она одновременно подразумевает и глубокую взаимную любовную связь. Напротив, в общностях единения ценность взаимной связи и взаимной любви является главной темой, эти общности существуют ради них.

Но, разумеется, это является лишь их самой общей характеристикой. Во-первых, тематический характер любви в браке, в дружеской паре, в прочих любовных общностях, дружеском круге, семье в каждом случае свой собственный. Во-вторых, их смысловая сфера не исчерпывается этим, определенную роль играют и другие ценностные сферы.

В браке, во-первых, темой является, как мы видели вначале (ср. гл. 4), особый фундаментальный вид любви: супружеская любовь. Во-вторых, темой является человеческая личность в ее индивидуальном своеобразии. То ценностное богатство, которое человеческая личность может реализовать в религиозном, нравственном, интеллектуальном, витальном отношениях, и прежде всего то ранее отмеченное целостное великолепие достоинств, составляющее объективный фундамент любви, образуют ценностную сферу, проявляющую здесь свою virtus unitiva. Для каждого из супругов в рамках их отношений темой является личность другого, а для обоих — их взаимная любовь. То же самое относится ко всем дуоперсональным общественным образованиям, которые мы можем назвать чистыми любовными общностями, хотя в каждом случае тематические категории любви будут отличаться.

Таким образом, к смысловой сфере этих дуоперсональных любовных общностей, относится, как мы видели, личностная ценностная сфера — в смысле общего ценностного богатства отдельного человека. Однако она является скорее имманентным фундаментом; подлинная тема — это взаимная любовь, сознание своего единства с любимым. Только этот момент нельзя отделять от другого: любовь с необходимостью предполагает в качестве объективного фундамента великолепие достоинств в любимом человеке, а именно такое, которое целиком фундировано его индивидуальностью. Однако «палладием» (гарантией — прим. перев.) таких отношений является не ценностное богатство отдельного человека — это больше имманентная предпосылка — а взаимная любовь. Люди объединяются «именем» любви, чтобы любить друг друга, чтобы достигнуть единения в любви.

Но поскольку личностные ценности существуют не только как достоинства данной личности, но и как независимые ценностные сферы, в которые инкорпорированы оба партнера, то они действуют объединяющим образом также и опосредованно — в качестве таких ценностных сфер. Ни нравственные ценностные сферы, непосредственно тематичные в человечестве и в некоторых духовных общностях, ни интеллектуальные, как в культурной общности, ни витальные ценностные сферы сами по себе не являются непосредственной темой супружества — такой темой является только личность в ее преисполненной достоинств индивидуальности. Все остальные ценностные сферы принимают лишь косвенное участие в становлении и поддержании этой общности. В зависимости от того или иного характера любовной общности преобладает та или иная ценностная сфера, либо доминируют несколько. На первом плане находится ценность индивидуальности как таковой. Центральную тематичность имеет также та общая ценность, которую заключает в себе это таинственное образование, способное создать категорию «ты», принимать и возвращать любовь.

В противоположность другим дуоперсональным общественным образованиям, возникающим путем формального отождествления, в супружестве с его объективной формой вопрос о том, какая ценностная сфера косвенно участвует в создании данной общности, зависит не только от качества субъективных отношений. Торжественная, уникальная — раз навсегда — обоюдная передача себя другому, лежащая в основе этой общности, с одной стороны, позволяет принять в этом участие ценностной сфере личности вплоть до самых глубоких ее слоев, а с другой — таинственной ценностной сфере интимного телесного единства, т. е. ценностной сфере чувственного в его высочайшем и благороднейшем смысле. Оба супруга объективно объединены в результате окончательного всеобщего соподчинения друг другу — в духовно-личностном и в телесном. Таким образом, смысловую сферу брака объективно образуют супружеская любовь в ее самой глубокой форме — и ценность единения в глубочайшей естественной личностной ценностной сфере, вплоть до телесно-чувственной сферы.

Даже если имеет место супружеская любовь, субъективно натурализованная в периферийной ценностной сфере, например, всего лишь витальная любовь — то смысловой сферой супружеской общности все равно останется связь в глубочайшей личностной ценностной сфере. Социальный акт, формально конституирующий брак, объективно объединяет обоих супругов в эту глубокую общность, даже если между ними вообще нет любви.

Тем более мы видим это в сакраментальном браке. В нем — в соответствии с идеей сакраментального брака, а также качественно отвечающей ему любовью — смысловая сфера основана на сверхъестественном, а связь между супругами объективно является объединением во Христе. Следовательно, смысловую сферу здесь образует не только глубочайшая естественная тотальная связь, но, кроме того, и особая связь во Христе, даже когда брачная любовь обоих субъективно не является любовью во Христе.

Кроме того, смысловая сфера брака включает в себя перспективу появления новых духовных личностей как таинственный результат глубочайшей супружеской связи. Ведь объективным смыслом этой общности и является то, что в ней возникает новый человек. Ее смысловая сфера позволяет взглянуть на этого нового человека, которого предстоит воспитать и окружить любовью. Сопутствующим созидающим элементом этого общественного тела является возвышенная ценность, заключающаяся в рождении новой духовной личности.

Далее, в отличие от остальных дуоперсональных любовных общностей смысловая сфера брака подразумевает — хотя и в качестве вторичного момента — то, что он является праобщностью. Поэтому к его смысловой сфере относится также совместная жизнь, образование общего хозяйства, единое внешнее существование. Супруги образуют единство, которое резко отделено от других людей также и в сфере внешнего существования и при котором другой супруг полностью вовлечен в сферу «моего» также и в этом отношении. Можно сказать, что различие между сферой «моего», охватывающей каждого человека, и сферой «твоего», охватывающей другого, у супругов снято также и в отношении сферы их внешней жизни, т. е. они имеют только один общий круг «моего», даже в своем повседневном существовании, что символически отражается в их общей фамилии. Разумеется, субъективно такая ситуация может наблюдаться и вне брака. Однако в браке такое положение вещей объективно, даже если в субъективном плане дело обстоит иначе. Это, конечно, означает внедрение в смысловую сферу данных отношений других многочисленных смысловых сфер. Можно вспомнить о различных «объективных благах для человека», относящихся к обоим супругам вместе — например, об их общем доме, о всем, что им принадлежит, о характере их внешнего существования от культурной атмосферы до внешних удобств и меню. Это ясно выражается в характерных для брака «общем столе и ложе». Можно сказать, что для этой общности, являющейся одновременно «хозяйством», жизненная среда, в которой супруги живут и действуют, также представляет собой ценностную сферу, хотя и вторичную, принадлежащую к смысловой сфере этой общности.

Брак является существенно дуоперсональной и индивидуальной общностью. Кроме того, он является общностью с принадлежностью своих членов, фундированной переживанием. Мы видели ранее, что он является одновременно содержательной и формальной общностью с органической связью обоих элементов. Более того, он относится к числу первичных общностей. О его авторитарной структуре можно говорить только в ограниченном смысле. В нем нет разделения на узкий и широкий круг, т. е. на членов и представителей.

2. Семья как классическая плюроперсональная любовная и жизненная общность

Семья также является любовной общностью, хотя и в более широком смысле. Ее смысловой сферой также является взаимная любовь. Однако прежде всего следует установить ее глубокое структурное отличие от супружества и всех остальных дуоперсональных любовных общностей. Благодаря своей плюроперсональности это общественное образование приобретает большую самостоятельность по отношению к своим членам. Внутреннее пространство-среда, возникающее только благодаря плюроперсональности, создает по сравнению с интимным миром дуоперсональной любовной общности новую ситуацию для раскрытия смысловой сферы. Хотя здесь идет речь об интимном внутреннем пространстве в противоположность публичному внутреннему пространству государства и других общностей, однако здесь впервые возникает общественное тело, как и в случае других плюроперсональных общностей — государства, нации, человечества, в своей независимости от собственных членов.

Несмотря на это глубокое структурное отличие семьи от дуоперсональных любовных общностей, модифицирующее также и формальную роль смысловой сферы, речь здесь идет о схожих в содержательном отношении элементах. Ее смысловой сферой также является единение, вообще ценностная сфера общности. В семейной любви к единству связь между ее членами является главной темой. Во-первых, к ее смысловой сфере относится то, что объединенные в семье люди особым образом любят друг друга. Смысловая сфера этой общности как бы содержит «указание» ее отдельным членам раскрыть три классические вида любви: родительскую любовь, любовь детей к родителям и любовь между братьями и сестрами. В качестве фундамента предполагается брачная любовная связь между родителями; однако как таковая она не имеет тематического положения в рамках семьи. В семье различные ее члены специфическим образом объективно связаны друг с другом через смысловую сферу — и эта связь заключается прежде всего в требовании раскрыть три классические вида любви. Основной глубочайший смысл данной общности заключается в том, что в ней становятся реальностью эти классические любовные отношения и благодаря этому уникальным образом реализуется ценность единения.

Ситуация здесь по сравнению с дуоперсональной любовной общностью, во-первых, отличается тем, что отношение смысловой сферы общности к любви отдельного человека является опосредованным, а во-вторых, тем, что любовная общность здесь предшествует реальному раскрытию данных любовных отношений. Будучи общностью с объективной фундированностью принадлежности, она образуется не из любви своих отдельных членов, а «до» нее — однако сразу заключает в себе объективную взаимную связь своих членов в аспекте различных категорий любви и имманентное требование реализации соответствующей любви. Но указанные три категории любви характеризуются тем, что в них любовь не обладает той тематичностью, которая характерна, например, для супружеской любви. Существенную роль здесь заведомо играют некоторые другие моменты наряду с этим чисто «любовным»: так, в родительской любви — это ответственная забота и стремление воспитать и развить ребенка; в любви детей к родителям — почтительное отношение к родителям как представителям объективно значимого мира, восприимчивость ко всему, что предлагают родители, послушание: в любви между братьями и сестрами — «совместная жизнь», которая не является, как в супружестве, следствием тотального охвата другого человека, тематической любви, а представляет собой ситуацию, a priori характеризующую такого рода любовь — эта ситуация в гораздо большей степени является фундаментом любви, нежели одним из ее следствий. Уже отсюда вытекает, что любовь играет здесь не такую исключительно тематическую роль, как в браке, поскольку характер этой любви существенным образом влечет за собой другие элементы.

Но смысловая сфера семьи включает в себя не только взаимную связь отдельных людей в любви, но и «первичную внутреннюю среду». Конституирование подобной первичной внутренней среды, — которая как таковая наполнена специфической атмосферой и представляет собой для каждого человека «родину», «гнездо», которое его лелеет, в котором он обычно растет и развивается, — также является центральным моментом смысловой сферы данной общности. В образовании преисполненной любви среды заключается совершенно новый момент по сравнению со всеми дуоперсональными любовными общностями. Последние именно как дуоперсональные общности не способны создать подобную самостоятельную среду, в них образуется только интимный собственный мир, открытый только для двух членов этой общности, сохраняемый только ими.

Кроме того, семья, как и брак, представляет собой первичную жизненную общность. Несмотря на то что жизненная общность в браке еще глубже и безоговорочнее, тем не менее этот момент играет в семье несравненно более важную роль. В смысловой сфере семьи он выполняет главенствующую, конституирующую функцию. Характер любовной общности заведомо несет отпечаток жизненной общности. Можно сказать, данная смысловая сфера по преимуществу включает в себя совместную жизнь в любви, в то время как в браке жизненная общность является всего лишь органическим следствием особой, первоначально независимой любовной общности, — как и свойственный браку формальный момент. Из богатства и своеобразия супружеской любви проистекает тот тотальный охват другого человека, который служит причиной образования и жизненной общности. В семье же жизненная общность по преимуществу является частью смысловой сферы, а тематические здесь виды любви тесно связаны с ней, что самым ярким образом проявляется в любви между братьями и сестрами.

Несмотря на это мы не должны рассматривать семью как преимущественно жизненную общность. Гораздо более важной в ней является любовная общность. Жизненная общность также и в семье не служит фундаментом любовной общности — противоположный взгляд близок всем тем, кто хочет видеть в человеке животное. Первичной связью здесь является связь любви, хотя раскрытие тематичной здесь любви заведомо подразумевает существование жизненной общности. В этом смысле объективная связь между родителями и детьми, братьями и сестрами является «одновременно» любовной связью и связью в рамках жизненной общности.

С этим связано то, что данная жизненная общность метафизически классична — в противоположность, например, жизненной общности простой жизненной сферы или рода. Здесь так же, как и в браке, в смысловую сферу общности входит целый ряд ценностных сфер, которые актуализирует совместная жизнь. Семейная среда имеет отношение ко многим ценностям и благам — от культурной атмосферы дома до чисто хозяйственных, материальных вещей.

Как и в дуоперсональных любовных общностях, здесь доминирующую роль играет ценность личности как таковой, а также понимание этой ценности и ответ на нее. Однако здесь не всегда идет речь об индивидуальном ценностном богатстве и об окончательном ценностном понимании индивидуальности и ответе на нее. Например, в любви детей к родителям индивидуальность родителей имеет относительно второстепенное значение — то же самое можно сказать о любви между братьями и сестрами. Этот момент выступает на первый план только в любви родителей к своим детям, однако не с таким тематическим акцентом, как в дуоперсональных любовных общностях и прежде всего в браке. Ведь окончательное понимание индивидуальности и ответ на нее предполагает полное взаимопроникновение взглядов и взаимное раскрытие сущностного слова.

При этом доминирующую роль играет развитие и раскрытие всех индивидуальных качеств личности, и не только сам этот момент как таковой полностью тематичен в семье, но и та уникальная обязанность по отношению к детям, которая возложена на родителей. Здесь семейная общность соприкасается с метафизическим, поскольку родители в этом отношении являются представителями Бога.

Властная структура семьи глубочайшим образом фундирована этим моментом смысловой сферы. Упомянутая обязанность родителей, а также характер семьи как жизненной общности делают заботу родителей о детях их долгом. Поэтому к смысловой сфере семьи принадлежит и забота о физическом благополучии детей: о их питании, одежде и т. д.

Этой характеристикой смысловой сферы семьи мы и ограничимся здесь. В аспектах, обусловленных основными формами общности, семью можно охарактеризовать следующим образом: она является плюроперсональной, индивидуально связанной общностью с объективно фундированностью принадлежностью. Она имеет содержательную природу, но одновременно для нее характерно и формальное совершенство, так что она может быть поставлена в юридические рамки без всякого насилия над ее сущностью. Она является вторичной общностью, так как по своей сути предполагает наличие супружеской общности, и имеет ярко выраженную властную структуру, однако не делится на членов и представителей.

Нация — культурная общность

Нацию мы преимущественно — однако не без оговорок — причисляем к культурным общностям. В ее смысловой области мы обнаруживаем как определенную межличностную культурную атмосферу, выражение индивидуального культурного типа, так и раскрытие определенного этоса и стиля жизни. Национальный характер затрагивает различные ценностные сферы, ни одна из которых полностью не входит в него. Например, французский национальный характер, который при всех отличиях культурных эпох сохранялся как единое самотождественное целое, включает в себя также индивидуальное выражение этоса и жизненного стиля — даже физических особенностей, вплоть до построения фразы и интонирования речи. Однако в культурном отношении такая индивидуальная выразительность недостаточно «содержательна», чтобы можно было говорить о тематичности культурной сферы как целого.

Смысловая сфера нации, сконцентрированная в «духе» нации отчасти в виде «зримого образа», охватывает много ценностных сфер, не охватывая при этом ни одну из них целиком. «Палладием» нации является индивидуальное духовно-витальное своеобразие, включающее в себя как индивидуальное проявление определенных добродетелей, выражение определенного этоса, так и определенные физические особенности и специфический жизненный ритм. Индивидуальность нации имеет отношение к различным ценностным сферам точно так же, как и индивидуальность отдельной личности.

Однако в рамках нации как целого ни одна из этих сфер не является тематичной в том смысле, что в национальном характере содержится объективный логос той или иной ценностной сферы. Если мы захотим понять, что составляет дух немецкой или французской нации, то предметом нашего анализа не будет ни сама по себе нравственная ценностная сфера, ни культурная сфера, ни сфера витальных ценностей. К объединяющему началу не принадлежит ни нравственное как таковое, ни высочайшие культурные ценности искусства и познания, ни здоровые, благородные физические особенности. Все эти ценностные сферы играют лишь опосредованную роль; своеобразие заключается в некой единой фундаментальной установке, придающей жизни в различнейших ценностных сферах особый индивидуальный оттенок. Наибольшее значение среди ценностных сфер, оказывающих косвенное влияние, имеет культурная сфера.

Если мы называем нацию культурной общностью в противоположность любовным общностям семьи и брака, а также метафизической общности человечества, то это имеет свои основания также и в формальной структуре данной общности. Центр ее тяжести лежит в межличностной атмосфере, которая сосредоточивает в себе все вышеназванные качества и функционирует как «питательная» среда для отдельного индивидуума, но при этом не является решающей в его ориентации на различные ценностные сферы.

Образование подобной содержательно насыщенной среды само по себе является таким воплощением культуры, которое не под силу отдельному человеку. Ведь культура как таковая представляет собой скорее духовную атмосферу, где расцветают великие создания человеческого духа, которые в свою очередь снова обогащают эту атмосферу как сумму подобных духовных достижений или даже как ценностную сферу, о которой они свидетельствуют. В этом смысле культура всегда является тем, что предполагает много людей: во-первых, в формальном отношении, поскольку уже сама по себе форма межличностной среды имеет специфическое значение для существования культуры; во-вторых, постольку, поскольку сутью последней является такое богатство содержательных возможностей, которое не в состоянии создать ни один человек в отдельности. Великий гений, например Бетховен, Микельанджело или Платон, может создать творение, далеко выходящее в своей ценности за пределы культуры. Однако отдельный человек не может воплотить в своих творениях всеобъемлющее многообразие качеств, которое представляет собой культура.

Теперь мы понимаем, почему нацию можно назвать культурной общностью. Если даже она и не является такой чисто культурной общностью, как, например, малый культурный круг, — гетевский Веймар или Флоренция Лоренцо Медичи, — тем не менее ее центральный сущностный элемент образует преимущественно культурное единство: тот «дух» нации, который наполняет ее собственное пространство и средой которого являются отдельные люди, многообразно питающиеся им. Когда этот «дух» умирает, как это, например, случилось у древних греков, то прекращает существование как «данное» индивидуальное самотождественное общественное образование и соответствующая нация. Момент самотождественности общественного образования «нация» в противоположность государству и народу заключается в той содержательной целостной индивидуальности, которая существует только до тех пор, пока она жива в членах нации и в качестве межличностной атмосферы.

То, что смысловая сфера данной общности заключается в этой межличностной реальности подобного всеобъемлющего принципа, выражается также в общественном этосе. Не нравственное как таковое, не само по себе прекрасное и истинное и т. д. является тем, в чем люди осознают свое единство, — а та уникальная, индивидуальная собственная атмосфера, особым образом окрашивающая отношение к различным ценностным сферам. При этом национальные интересы основаны прежде всего на своеобразии культурных ценностей.

Нравственная позиция отдельного члена нации лишь косвенно относится к национальным интересам²³. Как таковая она относится к смысловой сфере других общностей — главным образом церкви, человечества, семьи. Здоровье отдельных членов нации принадлежит скорее смысловой сфере народа и семьи, и очень опосредованно — смысловой сфере нации. Напротив, язык, представленная в исторической традиции духовно-культурная материнская почва, обычаи, а также физиономия «духа нации», выраженная во внешних аспектах страны, находятся в центре смысловой сферы нации.

Из всего этого вытекает, что при рассмотрении подлинной смысловой сферы нации не может идти речи о силе и реализации силы. Они столь же мало касаются смысловой сферы нации, как и смысловой сферы семьи. Говорить о чести нации, которая связана с реализацией силы и которая могла бы быть запятнана в результате ее ограничения, значит в корне не понимать смысловой сферы нации, ее истинного достоинства и благородства. Любое чванство, высокомерие столь же мало пристало нации, как и отдельному человеку — тем более, что здесь идет речь о сфере, которая совершенно не связана с сущностью и ценностью нации. Основывать национальную гордость на элементе подобной сферы столь же нелепо, как и достоинство ребенка — на его росте.

Общность «нация» не сплачивается, как человечество, в результате объективного подчинения определенным ценностным сферами, возникающего, например, на основе некой объективной связи между членами. Напротив, здесь предполагается существование межличностной публичной сферы, даже определенного межличностного публичного собственного пространства, в котором образование «дух нации» только и может постепенно конституироваться из сознательных или бессознательных духовных вкладов отдельных личностей в это собственное пространство. Этот «дух», раскрывая свою полную индивидуальность, и вызывает расцвет нации.

Как общественное образование она предполагает предварительное существование общности «народ». Таким образом, необходимы две предпосылки: уже существующая общность, служащая фундаментом, и смысловое образование, постепенно межличностно возникающее в собственном пространстве этой общности, — «дух нации», который как квазиличностная индивидуальность объективно создает общность нового вида — нацию. Последняя является, как следует из сказанного, существенно надындивидуальной общностью, образование и существование которой не может быть ограничено одним поколением. Кроме того, она, очевидно, плюроперсональна, с объективно фундированной принадлежностью, чисто содержательна, без властной структуры и без деления на представителей и членов.

Государство как прежде всего правовая форма bonum commune

Государство отличается большой определенностью границ своей смысловой сферы, хотя оно как никакая другая общность имело историческую тенденцию к преодолению своей смысловой компетенции и претендовало на области, находящиеся совершенно вне его смысловой сферы. Достаточно вспомнить о спартанском государстве, узурпаторски вмешивавшемся в смысловую сферу семьи; о постоянных узурпаторским тенденциях в области религии начиная с императора Константина и кончая галликанизмом, эспаньолизмом и эпохой императора Иосифа II; либо о консервативном или социалистическом идеале тоталитарного государства. И тем не менее легитимная смысловая сфера этой общности в определенном отношении очерчена резче, чем смысловые сферы многих других общностей.

Смысловая сфера государства составлена совокупностью элементарно важных, межличностно публичных дел. Эти res publica и суть то, во что должно авторитетно вмешиваться государство. Его главнейшим, самым настоящим делом является соблюдение и актуализация права, и не только соблюдение и охрана прав отдельного человека, но и сама по себе необходимая реализация того, что является объективно справедливым, реализация требований идеи права — задача, которая становится особенно актуальной после конституирования межличностной публичности. В реализации того, что объективно справедливо, ярчайшим образом проявляется свободное достоинство государства, не связанное ни с каким утилитаризмом. Правовая сфера является настоящим нервом смысловой сферы государства.

В области упомянутых публичных дел мы обнаруживаем широкую градацию: от ступени безусловно необходимого до всего лишь желательного. Это также означает градацию принадлежности к смысловой сфере государства. Право как глубоко обоснованное и объективное, совершенно необходимое дело является жизненным нервом смысловой сферы государства.

За ним следует общественная безопасность, полицейская сфера как элементарное требование общественной жизни, которая, разумеется, уже не является объективной необходимостью ради нее самой, как это свойственно соблюдению законов. Однако она, очевидно, представляет собой элементарнейшее объективное благо для отдельного человека в результате своей совершенно всеобщей «предпосылочности».

Затем следует сфера защиты от стихийных бедствий, от эпидемий; далее — различные, многообразно разветвленные, сильно обусловленные временем и местом основные требования хозяйственной сферы. Здесь мы уже имеем дело с вещами, которые не находятся в столь непосредственном и исключительном ведении государства, как соблюдение законов или общественная безопасность. Однако и в отношении этой сферы обязанностью государства является по необходимости заботиться о том, чтобы были удовлетворены элементарные общественные нужды, хотя и не обязательно посредством его самого.

Так же обстоит дело и со всей сферой цивилизации в строгом смысле — в противоположность культуре. В качестве общественных дел к смысловой сфере государства относятся и сферы образования, культуры, искусства, науки и т. д., а также сфера воспитания и милосердия, хотя они прежде всего принадлежат смысловым сферам других общностей. Однако они входят и в компетенцию государства — с точки зрения общественного дела. Хотя здесь с его стороны и не может исходить собственно содержательно определяющая и вдохновляющая инициатива, как это происходит mutatis mutandis в правовой сфере, тем не менее государство может предложить свою помощь и создать рамки, если этого не происходит с другой стороны. В компетенцию государства входит в этом смысле и церковная жизнь как общественное дело и как первостепенное bonum commune (общее благо).

Вид и масштаб возможного вмешательства со стороны государства, разумеется, в значительной степени зависят от сфер, которые сами по себе относятся к другим общностям. Если речь идет о сфере, в которой вершит дела другая инстанция, а именно такая авторитетная, как, например, церковь, то вмешательство государства ограничивается простым посредничеством. Характер той ситуации, которая возникает в результате проникновения самих по себе автономных областей в государственную сферу, отчасти объясняет исторически сложившуюся, незаконную тенденцию многих государств таким образом присваивать себе эти сферы, как будто государство по отношению к ним обладает такой же компетенцией, что и в отношении сферы права или общественной безопасности.

Virtus unitiva правовой сферы или общественных дел, представляющих собой bona communia (общие блага), объективна. Как только на основе жизненной сферы сформировалась публичная сфера, объединенные в ней люди таким образом подчиняются этой объективной сфере благ, что последняя раскрывает свою объективно сплачивающую силу. Однако здесь не может быть решен вопрос о том, требуется ли для образования государства помимо этого еще и сознательный социальный акт многих людей, в котором бы осуществилось такое центрирование публичности — требуется ли социальный акт для того, чтобы предварительную объективно возникшую ситуацию заключить в четко очерченную государственную общность. Но как бы то ни было, государство не обязано своим существованием исключительно творческой силе социального акта; здесь, скорее, могла бы идти речь о простом «вмешательстве» предварительно возникшего в объективном логосе, об окончательной актуализации объективно необходимого и продиктованного и поддерживаемого объективным логосом правовой сферы и логосом формирования и регулирования общественной жизни. В этом случае социальные акты были бы свободны от всякого творческого произвола.

Государство является существенно плюроперсональной, надындивидуальной, формальной общностью с как правило объективно фундированной принадлежностью своих членов. Оно имеет типично властную структуру и представляет собой классический случай разделения на представителей и членов. Для его образования всегда необходимо существование некой первоначальной общности — по крайней мере, жизненной сферы — общности, которая не обязательно должна существовать длительное время до этого, как это имеет место в случае возникновения нации, но которая тем не менее всегда должна предшествовать государству. Таким образом, государство также является вторичной общностью.

Жизненная сфера как внешняя жизненная солидарность

Следующим классическим типом общности является жизненная сфера. Под ней мы понимаем ту общность, которая обнаруживается повсюду, где люди в силу географически-исторических причин в своей повседневной жизни ощущают связь друг с другом — пусть даже и очень смутную. В народе она получает свое высшее развитие, в племени существует в более примитивной форме. Однако мы хотим положить в основу нашего рассмотрения ее самую примитивную форму, в которой выражается существенный элемент жизненной сферы как таковой, почти изолированно от элементов других общностей, особенно общностей более высокого типа. Такая жизненная сфера образуется повсюду, где группа людей внешним образом вступает в прямой или косвенный контакт. Следовательно, эта общность тесно связана с конституированием межличностной публичности. Предполагаемый здесь жизненный контакт означает не знакомство друг с другом всех принадлежащих к данной общности людей, а, скорее, непрерывность их примитивного знания друг о друге. Здесь имеется в виду примитивное сознание общности дел, относящихся к их внешней жизни — не сознание космической солидарности, каким является сознание человечества, не сознание интимной солидарности, которое имеет место в семье, а смутное примитивное сознание определенной принадлежности друг другу, естественного сожительства и общих условий внешнего существования, а также опыт «обнаженного» жизненного единства. Когда, например, семья живет исключительно сама по себе, то эта простая жизненная связь не выступает как ее собственный фактор, поскольку в подобном случае такая связь представляет собой естественное следствие гораздо более глубокой любовной и жизненной общности. Она растворена в более глубокой солидарности. Но если вместе начинает жить группа людей, которые интимно не связаны между собой и относятся друг к другу как чужие, то эта внешняя жизненная солидарность выступает как собственный элемент.

Решающим здесь является то, что определенный вид общности конституируется только на основе естественного сожительства людей как таковых. Здесь в определенной мере проявляется и действует чисто формальная заинтересованность друг в друге, распространяющаяся от человека к человеку, внешне близких друг другу, в качестве связующего элемента и вырастающая — если внешняя ситуация способствует стабильному развитию этих тенденций — в хотя и очень зыбкую и малосодержательную, однако имеющую определенное значение общность sui generis. Здесь действительно образуется общественное тело, хотя и относительно аморфное, с нечеткими границами.

Как мы уже говорили, с конституированием общности сопряжено возникновение межличностной публичной атмосферы. Эта межличностная общественная среда является духовным местом раскрытия общность-созидающей силы разных факторов. Многие смысловые сферы могут проявить свою общность-созидающую силу только в этой среде; в качестве базиса они предполагают наличие жизненной сферы. Здесь образуется надличностная индивидуальность, некий «дух», конституирующий общность «нация». Здесь кристаллизуется также совокупность общественных дел, составляющая смысловую сферу государства.

Но какая смысловая сфера относится к жизненной сфере как таковой? Почти в каждой жизненной сфере тематичны общественные дела, реально связанные с ней, заинтересованность друг в друге, солидарность в защите от стихийных бедствий и внешних врагов и т. д. Ибо эта общность никогда не выступает в своем обнаженном виде. Но эти примитивные общественные дела не являются конститутивно объединяющей смысловой сферой. Жизненная сфера возникает из чисто фактического сожительства еще до этих объединяющих смысловых моментов. Она является единственной общностью, представляющей собой как бы простое срастание людей вследствие факта их постоянного нахождения рядом друг с другом. Таким образом, она является наименее духовной, чисто фактической общностью без подлинного, связующего сверху смыслового момента. Конечно, эту общность нельзя считать стадом, так как здесь всегда идет речь о духовных личностях, чье совместное существование, каким бы оно ни было обнаженным, никогда полностью не лишается духовного значения.

В определенном смысле жизненная сфера представляет собой полную противоположность объединению. Будучи такой же бессодержательной, как и объединение, общность жизненной сферы является чистой данностью, в то время как объединение — чистой духовной формой. В первом случае — простая голая общественная материя; во втором — голая общественная форма. Той и другой не хватает содержательной полноты и общность-созидающей эманации содержательной смысловой сферы. Рассмотренная в этом разделе общность является плюроперсональной и надындивидуальной. Она еще не вписывается в настоящую оппозицию формального и содержательного: она слишком аморфна, чтобы быть формальной; слишком пуста в своем объединяющем начале, чтобы ее можно было назвать содержательной. Она не имеет властной структуры. Принадлежность к ней объективно фундирована. Разделения на представителей и членов нет.

Объединение как исключительно формальная общность

Объединение представляет собой среди общностей особый тип, поскольку здесь вообще нельзя говорить об определенной смысловой сфере — оно, будучи чисто формальным образованием, представляется совершенно бессодержательным. Возникает вопрос, можно ли считать цель, ради которой создается объединение, смысловой сферой данной общности, несмотря на то что цель представляет собой не virtus unitiva, которой объединение обязано своим существованием, но всего лишь, с одной стороны, мотив его основания, а с другой — простой, хотя и необходимый соотносительный пункт творческого социального акта. Структурное своеобразие этой общности предлагает нам совершенно новую ситуацию. Мы сталкиваемся здесь с уникальным случаем, когда общность как реальное образование, не будучи внутренне объединенной какой-либо смысловой сферой, возникает только благодаря творческой силе социального акта.

Соответствующая цель хотя и не является внутренней смысловой сферой, однако может быть темой данной общности. Социальный акт основания объединения нуждается в подобном соотносительном пункте. Невозможно основать общность, не связанную ни с какой целью. Социальный акт, используя цель в качестве своего соотносительного пункта, позволяет ей стать содержательной темой данной общности. Но в конституировании этого общественного тела его цель, будучи «внешним» опорным пунктом, принимает настолько опосредованное участие, что возникшее общественное образование само по себе не затрагивается ее смысловой материей. Здесь не может идти речи о «смысловой эманации» цели как таковой и вызванном ею объективном объединении членов по аналогии с функцией смысловых сфер других общностей, независимо от конкретных различий между этими смысловыми сферами.

Как раз на примере объединения ясно видно, насколько неудовлетворительно мнение о том, что сущность общностей вообще определяется их целью. В отношении многих настоящих общностей невозможно говорить о цели в строгом смысле — например, в отношении человечества или нации, а во всех остальных общностях решающим моментом является не цель, а смысловая сфера. Цель в строгом смысле играет лишь второстепенную роль, особенно в конституировании общности.

Поэтому, как мы видели раньше, собственная структура объединения остается во всех случаях бедной, идет ли речь о банальной цели или о значительной, возвышенной. Дела не меняет и то, что члены объединения могут на основе смыслового содержания соответствующей цели образовать не тождественный объединению содержательный общественный corpus — или он мог существовать раньше и лишь позднее оформился в виде объединения.

Можно также попытаться представить правовую сферу смысловой сферой объединения. То, что это ошибочно, видно из того, что эта сфера в объединении как таковом ни в коем случае не является темой. Конечно, творческий социальный акт питается объективным логосом правовой сферы. Тем, что он может создать не какую-то условно придуманную общность, а реальное общественное тело, он обязан своему имманентному глубокому «сговору» с логосом правовой сферы. Однако эта связь с правовой сферой слишком опосредованная, чтобы на ее основании считать последнюю смысловой сферой объединения. Она является простым базисом данной общности.

Само по себе объединение является плюроперсональной общностью. Тем не менее эта искусственная общность может претерпевать глубокие произвольные трансформации, так что при определенных условиях возможна дуоперсональность объединения. Объединение представляет собой надындивидуальную общность с принадлежностью, фундированной переживанием; оно является прототипом исключительно формальной общности. Оно обладает квазиавторитарной структурой и обнаруживает поверхностное разделение на представителей и членов. Оно является первичной общностью, т. е. для своего образования не нуждается в наличии другой общности.

Этой более подробной характеристикой некоторых основных примеров классических типов общностей мы и хотим завершить эту часть, посвященную анализу сущности общности в узком смысле слова и демонстрации решающих различий, и перейти к проблеме онтологической взаимосвязи между общностями.

|< в начало	<< назад	к содержанию	вперед >>	в конец >|