| к содержанию | вперед >> | в конец >| | |||||
 |
|||||||
ВВЕДЕНИЕ
После долгого периода непонимания смысла и ценности общности1 мы, кажется, наблюдаем новое осмысление ее сущности, проявляющееся в тоске по общности, в поисках ее новых форм. Но одновременно с этим во множестве получают распространение ложные толкования и тенденции. В особенности вообще склонны видеть в преданности отдельного человека «великой», якобы «всеобъемлющей» общности специфическое преодоление эгоизма. Думающие так заблуждаются, считая этос, при котором отдельный человек ощущает себя лишь частным моментом целого, спасением от эгоистического спазма, выходом из эгоцентризма современной эпохи. При этом забывают, что можно также опуститься ниже уровня личной жизни, погрузиться в «обобществленное сознание», основанное на чисто витальном, когда индивидуум отказывается от духовной позиции, на которую он, как личность, не только имеет право, но и обязан ее занимать. Забывают, что каждая отдельная душа представляет собой ценность, бесконечно превосходящую собственную ценность любой земной общности, и прежде всего забывают, что человек избавляется от эгоистического спазма только в преданности Богу и ближним. Поэтому в наши дни особо необходимы основательные раздумья по поводу сущности и ценности общности.
В предлагаемой работе подвергаются общему философскому анализу сущность, основные формы и ценность общности. Однако данная книга не представляет из себя некую «социологическую систему». Ее целью не является систематическое изложение содержания этой области знания во всех ее элементах. Но, с другой стороны, она и не является всего лишь «мыслями по поводу социологии» или методологическими «пролегоменами» к социологии. Напротив, в ней полностью развернуты основные онтологические направления социологической сферы и, кроме того, в общих чертах рассмотрены многие важные отдельные проблемы.
Книга построена следующим образом: в первой части рассматриваются личностные предпосылки общности в самом широком смысле слова. Исследуется целостная область личностных установок и актов, которая в рамках отдельной личности обосновывает возможность общности, и эта область рассматривается именно в интересах более полного понимания существенного в его общем объеме и взаимосвязях, т. е. без ограничений, связанных с определенной сферой, которая в самом узком и непосредственном смысле является фундаментом общности.
Во второй части анализируется сущность общности в узком смысле. Основными вопросами здесь являются следующие: что за образования представляют собой в онтологическом смысле человеческие общности?2 И далее: каковы принципы их конституирования и каковы их основные формы?
В третьей части изучаются многообразные связи между различными типами общностей. Будет показано, сколь тесно соприкасаются различные общности, взаимопереплетаются, охватывают другие общности или, наоборот, включаются ими в себя; взаимопроникают друг в друга, либо в отдельных случаях взаимоисключают друг друга.
Наконец, четвертая часть посвящена фундаментальному вопросу о собственной специфической ценности общностей, или об особом виде такой собственной ценности; кроме того, здесь будут рассмотрены вопросы о том, какие ценностные точки зрения имеют место в данном случае и какой ранг занимают те или иные классические типы общностей в смысле своей ценности. Разумеется, важную роль будет играть и исключение ложных точек зрения.
Во всей в целом области научного изучения общности существуют широкие сферы, в рамках которых в качестве методического базиса выступают историко-эмпирические данности. Исследования же, интересующие нас, будучи онтологией общности, имеют априорную природу. В них идет речь о сущностном анализе, о таком проникновении в суть вещей, на априорную природу которого совершенно не влияет то обстоятельство, что об отдельных конкретных формах общности мы узнаем из «опыта» (в широком смысле этого слова). Насколько мало тот факт, что для того, чтобы составить себе какое-то представление о цвете, мы должны ознакомиться с ним «на опыте», т. е. конкретно воспринять его, исключает возможность познания априорной сущности и априорных сущностных взаимосвязей в сфере цветовых свойств, настолько же мало значит аналогичный факт в нашем случае. Разумеется, здесь не место подробно рассматривать эти эпистемологические вопросы. Они также найдут свое подлинное разрешение при конкретном изучении реальных проблем.
Рассмотрению большого числа важных и интересных работ, относящихся к нашей теме, мы надеемся посвятить будущие публикации. Их сколько-нибудь подробный разбор исключен объемом настоящей книги, а затронуть их лишь кратко невозможно не только в фактическом отношении, но и потому, что это неизбежно бы привело к многочисленным недоразумениям при том огромном разнообразии основополагающих взглядов и употребляемых терминов у различных исследователей.
Кроме того, необходимо дать еще одно пояснение. В процессе нашего исследования будет неоднократно вестись речь о Христе, а также о Церкви или о вещах, различным образом связанных с этой сферой, например о таинстве брака, об определенных видах любви, и прежде всего о их глубочайшей и окончательной укорененности во Христе. Все, что говорится в связи с этим, не следует понимать как констатацию каких-либо моментов позитивного откровения — непосредственную либо гипотетическую. Напротив, мы «констатируем» здесь исключительно факты, касающиеся «сверхъестественных» предметов благодаря своему чисто идеальному сущностному содержанию, не затрагивая при этом вопроса о реальности этих предметов. Но и это мы делаем лишь постольку, поскольку соответствующее содержание открывается нам в виде логического единства, либо — коль скоро речь идет об определенных духовных актах и установках — поскольку эти «сверхъестественные» предметы чисто интенционально являются объективными «коррелятами» и как таковые формируют наши переживания. Таким образом, здесь совершенно не имеет места незаконное с философской точки зрения допущение фактов откровения в их реальном существовании несмотря на неизбежную ссылку на содержание откровения. Подобная ссылка в только что упомянутом смысле абсолютно необходима для определенных сфер с чисто философской точки зрения. Она не имеет ничего общего со смешением познаваемого естественным путем и доступного только в откровении и, следовательно, со смешением философского и богословского метода.
Это следует особенно подчеркнуть, поскольку в наши дни распространена совершенно ложная тенденция рассматривать философскую работу «ненаучным» личным вероисповеданием, если в ней встречается имя Христа, — «религиозными мечтаниями» вместо объективного философского анализа. При этом самые вздорные сенсуалистские утверждения по поводу личности и бытия — их можно сравнить с высказываниями слепого о цвете, — даже если их и критикуют, считают достойными научного обсуждения. Такие воззрения как дарвинизм, согласно которому духовная личность «эволюционировала» из обыкновенного живого существа — эти воззрения, таким образом, с философской точки зрения равнозначны утверждению о том, что мелодия в процессе эволюции превратилась в камень — хотя и оспариваются, однако рассматриваются как философски серьезные. Напротив, простая констатация того, что в философской статье говорится о Христе или св. таинстве, является для многих достаточным основанием считать такую работу «ненаучной», и они не дают себе труда разобраться, в каком смысле и по какой причине в ней затрагиваются моменты позитивного откровения.
Можно ли серьезно говорить о том, что св. Августин, св. Ансельм, св. Фома, св. Бонавентура, Николай Кузанский не были философами, поскольку их великие философские открытия сложным образом связаны с их богословскими размышлениями? Разумеется, никогда не следует забывать о различии между естественным познанием и откровением. Но считать книгу нефилософской только на том основании, что в ней упоминается Христос, вместо того чтобы непредвзято поинтересоваться, что в данной книге содержится истинно философского, и обратить внимание на то, в каком смысле в ней ссылаются на сверхъестественное, — это верх неразумности, «ненаучности» и классический случай отсутствия непредубежденности.
