| |< в начало | << назад | к содержанию | |||||
 |
|||||||
ГЛАВА XXV
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ КРИТЕРИИ ЦЕННОСТНОГО РАНГА ОБЩНОСТЕЙ
К рассмотренным ценностным критериям примыкает еще и ряд других. Конечно, в них частично только по-новому «кристаллизуется» содержание уже рассмотренных моментов; но частично они и в отношении содержания представляют собой самостоятельные ценностные моменты. В любом случае все они также являются мерилами ценностного ранга различных типов общности.
Этос отдельных общностей
В первую очередь здесь следует назвать этос, свойственный тому или иному общественному сознанию. Каждая общность обладает определенным, отвечающим ее смысловой сфере этосом, проявляющимся в отдельном человеке, когда он внутренне переживает свою принадлежность к данной общности. Эти различные виды этоса очень неравноценны в нравственном отношении. Они всякий раз соответствуют различным стадиям развития ищущего ценность и на нее отвечающего человеческого «я». Нравственная ценность этоса и осуществляемые на его основе установки и акты находятся в тесной связи с ценностным рангом общности. В этом этосе отражается внутренняя сторона смысловой сферы. Чем выше нравственная ценность соответствующего этоса, тем выше должна быть ценностная сфера, лежащая в основе смысловой сферы, т. е. тем выше ценность соответствующей общности35.
Сравнивая, например, этос общности на основе общих интересов с этосом государства, мы ясно видим, насколько различны внутренние личностные предпосылки того и другого этоса. В том и другом случае общественное сознание опирается на совершенно различные элементы личности. То же самое обнаруживается при сравнении этоса нации с этосом человечества или брака. Этос, актуализируемый, когда человек глубоко переживает свою принадлежность к нации, не только качественно отличается от того, который актуализируется при переживании человеком своей принадлежности к человечеству, но и имеет другие корни в личности, подразумевает совершенно другие предпосылки. Здесь нам особенно важна нравственная ценность этих предпосылок этоса.
1. Искажения и сублимации этоса
Исследуя этос, присущий той или иной общности, нельзя исходить ни из его искажений, имеющих место там, где общность фетишизируется, ни из его сублимаций, заключающихся в том, что святой реализует свою принадлежность к общности иным — просветленным — образом: он не находится в ней, а как бы парит над ней. В обоих случаях собственный этос существенно изменяется.
Мы же должны выявить тот этос, который основан на собственном смысле той или иной общности, который соответствует сфере, в которой укоренена смысловая сфера общности. Речь идет об этосе, имеющем отношение к самой по себе общности. Национализм, преувеличенный культ семьи, egoisme a deux (эгоизм вдвоем) в браке, бездушный партикуляризм членов религиозного ордена — все это, очевидно, искажения, возникающие в результате превращения той или иной общности в идола. Их не следует путать с собственным этосом общности. Они могут характеризовать общественный этос только косвенно, а именно как отрицательные моменты, представляющие собой имманентные опасности для последнего.
Что касается этоса, характеризующего святого, когда он, например, реализует свою принадлежность к семье или к отдельным ее членам, либо ощущает себя членом нации, то и в этом случае мы имеем не собственный этос общности, а существенно измененный, просветленный. Многие элементы собственного этоса отпали здесь, а другие добавились. Святой уже не укоренен в подлинном смысле в подобных общностях; всякая несвобода исчезла. Он как бы парит в них. Все, что в сознании общности с другими людьми является чистой любовью, стало еще сильнее — все, что было усилением самоуверенности, самоутверждения, пропало. По аналогии можно сказать и здесь: хотя мы и не можем исходить из этого модифицированного этоса, однако тот факт, что общественный этос способен к сублимации или, напротив, несовместим с этосом святого, чрезвычайно характеризует общность и ее этос. Равным образом представляет большой интерес вопрос о том, насколько изменяется собственный общественный этос при сублимации, как и тот факт, что в некоторых общностях, например в браке, не заложено имманентного стремления к сублимации; сюда относится и вопрос о том, не может ли в определенных общностях собственный этос сам по себе быть настолько возвышенным, что для его полностью адекватной реализации требуется состояние святости, — как, например, в церкви или в религиозном ордене.
Если природа общественного этоса привлекается в качестве признака ценности соответствующей общности, то сразу возникают вопросы: как мы можем четко определить этот этос? в чем он ярко, наглядно проявляется? в чем он актуализируется?
2. Переживаемая реализация общественного этоса
Необходимо рассмотреть три основные ситуации: во-первых, когда человек ощущает свою связь с другими людьми как членами определенной общности, например, когда встречает на чужбине сородича и ощущает специфическую связь с ним как с членом той же нации. В этом ощущении общей принадлежности проявляется общественное сознание, а также специфический этос. Или возьмем случай, когда человек встречает брата среди чужих людей и ощущает с ним братскую или семейную связь. Это ощущение близости, естественной принадлежности друг другу, само собой разумеющейся солидарности является актуализацией общественного сознания семьи и свойственного ей этоса. Это тем более относится к аналогичному ощущению связи с отцом или матерью. Здесь актуализируется важнейшая принадлежность друг другу со всеми ее имманентными требованиями и задачами, интересы в рамках всей интимной жизненной сферы, глубокая метафизическая солидарность друг с другом, чувство защищенности, а вместе со всем этим — и специфический семейный этос.
Вторую основную ситуацию мы имеем, когда человек ощущает свою принадлежность к общности как целому. В этом случае человек сосредоточен не на одном или нескольких людях, а на общности как таковой; он ощущает себя включенным в данную общность, охваченным ею. Например, человека защищает на чужбине его собственное государство, и он при этом ощущает свою правовую укрытость в нем; он изнутри осознает факт своей гражданской принадлежности к государству, факт своего членства в данной общности. Либо возьмем тот случай, когда человек после долгого отсутствия возвращается к своей семье и радостно осознает свою принадлежность к ней. Принадлежность к этой общности живо переживается также и в общесемейной скорби по поводу потери одного из членов семьи. Сюда относится также типичная актуализация общественного сознания и вместе с ним общественного этоса в отдельных людях, имеющая место тогда, когда какое-либо событие глубоко влияет на судьбу данной общности как таковой. В этом случае взгляд ее членов устремлен на общность как целое: главное содержание, переживания составляет не связь с другим членом общности, а общность как таковая и собственная принадлежность к ней. При этом в человеке проявляется этос данной общности.
Наконец, соответствующий общественный этос актуализируется тогда, когда человек действует исходя из общности и ее духа. Чиновник, действующий в качестве представителя государства; гражданин, использующий свои права или исполняющий свои обязанности; отец, заботящийся о физическом и духовном здоровье своих детей; священник, отпускающий грехи, благословляющий и проповедующий; настоятель, дающий задания и по отечески заботящийся об орденской общине; монах в совместной молитве; друг, заступающийся за друга; любое проявление верности и супружеской любви одним супругом по отношению к другому — все это действия, совершаемые исходя из общности, в которых актуализируется ее дух, хотя при совершении их человек не обязательно должен иметь в виду общность как целое или во всех случаях актуально переживать свою связь с другим человеком как членом данной общности. При таком поведении, когда человек действует как типичный член общности, когда он функционирует в качестве ее органа или действует в ее духе, в личностях также актуализируется соответствующий общественный этос.
3. Ценностная сфера этоса общности как указание на ее ценностный ранг
Если мы на этом пути сделали наглядным понятие этоса общности, то теперь мы должны исследовать, в какой мере он предполагает доминирование чистого, понимающего ценность и отвечающего на него «я», т. е. победу над гордыней и чувственностью. Мы должны задаться вопросом: насколько в соответствующем этосе преодолены эгоистические тенденции, стремление к самоутверждению, усилению собственной позиции? Необходимо исследовать, какой нравственной ценностью обладает тот или иной этос и насколько согласуется с нравственным совершенствованием его преодоление. Разумеется, в рамках настоящей работы не представляется возможным провести это исследование в отношении всех классических типов общности. Мы покажем значение этой ценностной точки зрения лишь на некоторых примерах.
Возьмем, к примеру, собственный «этос» общности людей, которых объединяют какие-либо интересы36. В нем играет большую роль самоутверждение, сознание своей силы в борьбе за собственные интересы. В этом отношении главной чертой данного «этоса» является эгоизм, заинтересованность в выгоде отдельного человека и всех принадлежащих к этой общности. Для того чтобы чувствовать себя полноценным членом подобной «общности», чтобы полностью реализовывать ее собственный «этос», необходимо в определенной степени жить гордым, алчным «я». По мере того как личность нравственно растет, как в ней все больше доминирует ценностноответный, полный смирения и любви этос, ей все менее свойствен «этос» подобной «общности».
Вспомним, что мы ранее узнали о внутренней объединяющей силе некоторых ценностных сфер. В противоположность той ситуации «общность», тема которой состоит исключительно в достижении менее значительных благ для личности, никогда глубинно не сплотит людей. Ибо устремленность к таким благам означает, во-первых, движение на периферию, а во-вторых, самоизоляцию от всего глубокого.
Насколько подобная «общность» вообще может проявить «этос», для последнего не характерна свобода, открытость по отношению к ближнему, его содержанием является ожесточенность, судорожность и в конечном счете ему не свойствен интерес к ближнему. Разумеется, членам подобной «общности» не обязательно должен быть присущ даже такой «этос». Речь идет только о собственном «этосе» самой «общности» и о поведении ее членов, если они живут «этосом» этой «общности».
Человек, в котором полностью господствует ценностноответная установка, уже не может реализовывать «этос» этой «общности». Он принципиально превзошел его. Даже если он по каким-то причинам продолжает оставаться ее членом, он уже не включен в нее таким образом, что ее тема могла бы стать для него основанием живого осознания им своей специфической принадлежности к ней.
Это обстоятельство чрезвычайно показательно для ценностного характера общности на основе общих интересов. Сопоставим, например, «этос» простой общности интересов с этосом человечества. Фундаментальное различие очевидно. Свойственный человечеству этос предполагает актуализацию особенно глубокого слоя личности. Когда любой из нас чувствует, что связан как человек с другим человеком поверх всех разделяющих нас ограничений, когда мы осознаем свою связь с другим человеком как духовные личности и Божьи создания, то мы одновременно должны так или иначе осознавать наше общее метафизическое положение пред лицом Бога и общность наших судеб. Следует решительным образом отделять «гуманитарный» этос от данного этоса человечества37. Подлинный этос человечества требует для своей актуализации особой глубинной сосредоточенности, выхода за узкие пределы привычного окружения и осознания метафизического положения человека. Глубинная свобода, серьезность и торжественность этого этоса очевидны. Этот овевающий человека ветер дует лишь тогда, когда человек видит вещи в Божественной перспективе. Эта глубина и эта серьезность соответствуют обращенности к самым важным вещам; взгляд устремлен вдаль — поверх того, что приносит лишь удовольствие.
Если мы исследуем личностные основания этого этоса, то окажется, что он как раз предполагает господство ценностно-ответной установки. Человек не может актуализировать в себе этот общественный этос до тех пор, пока находится во власти гордыни и чувственности. Как чувственный, так и высокомерный человек не видят связи человека с Богом, конечного назначения человека, своей колоссальной ответственности. Невосприимчивость к ценностям не позволяют им увидеть этот аспект и реализовать соответствующий этос. Чувственный пребывает в сфере сиюминутных интересов, его жизненный кругозор ограничен, он ищет самых простых удовольствий и поэтому оказывается на периферии, его существование противоположно духовному бодрствованию, ему недоступно вечное. Высокомерному глубоко чуждо основополагающая смиренная установка этого этоса — ощущение солидарности с другими людьми перед Богом; он презирает ее.
Актуализация этого этоса обладает высокой нравственной ценностью. Он не содержит в себе никакого самоутверждения, никакого тщеславия. Он, напротив, требует освобождения от эгоцентрической суетности. Этому огромному ценностному различию, существующему в нравственном отношении согласно всему сказанному между этосом человечества и этосом общности на основе общих интересов, очевидно соответствует колоссальная дистанция, отделяющая ценностный ранг общности интересов от ценностного ранга человечества.
Сравнение национального общественного этоса, который, разумеется, следует четко отделять от националистического вырождения, с этосом семьи — или специфически государственного этоса с этосом брака или дружеского круга и т. д. пролило бы яркий свет на ценностный характер соответствующих типов общности. Мы увидели бы то, что государство и нация по своему ценностному рангу ниже как семьи, так и брака, что семья, со своей стороны, ниже брака, но прежде всего то, что церковь как мистическое тело Христово несравненно выше всех остальных общностей.
Значение любви в различных общностях
Еще одним важнейшим критерием ценностного ранга общности, который тесно связан с только что рассмотренным, представляет собой ответ на вопрос: какую роль в той или иной общности играет любовь — насколько она принадлежит к ее смысловой сфере, насколько она связана с данным общественным этосом.
1. Ценностный ранг общности тесно сопряжен с ролью любви в ней
Мы видели ранее, что ценностный ранг общности тем выше, чем тесней и глубже в ней связь между отдельными людьми. Чем выше смысловая сфера общности, чем центральней и глубже ее тема, тем теснее в ней связаны между собой и люди, т. е. тем более глубинными свойствами своей личности они укоренены в данной общности. Чем выше ценностная сфера, в которой люди «едины», тем серьезней они относятся друг к другу как к личностям и тем больше они сосредоточены друг на друге как на личностях типичным для данной общности образом.
С этим связано то, что чем сильнее объединены люди, тем более важную роль играет в общности и любовь. Чем выше объединяющая их ценностная сфера, тем больше их поведение будет отвечать связи между ними именно тогда, когда они друг друга любят или испытывают любовь к данной общности. Связь роли любви в общности с ценностной высотой смысловой сферы очевидна, и мы можем даже сказать: от ценностной высоты смысловой сферы функционально зависит, во-первых, то, необходима ли любовь в данной общности или какую роль она играет в ней, насколько она тематична по смыслу этой общности, и, во-вторых, от этого зависит вид, качество либо глубина любви.
Однако необходимо указать на некоторые моменты, которые ограничивают формальное применение этого критерия ценностного ранга. Мы видели, что существуют общности, смысловая сфера которых представлена ценностью связи между людьми, т. е. главная тема которых — взаимная любовь. В них взаимная любовь с формальной точки зрения еще тематичней, чем в общностях с несравненно более высокой смысловой сферой — например, в церкви. Это, разумеется, не означает ценностного превосходства общности единения над церковью. Ибо в общности единения выдающаяся роль любви обусловлена не более высокой смысловой сферой — эта любовь существует благодаря формальному своеобразию данной общности, смысловая сфера которой согласно своей теме — это связь между людьми, или любовь. Этот формальный факт означает большую ценностную высоту общности единения, поскольку ценность объединения в любви выше, например, ценности культуры или права. Но это не означает, будто формально более высокое положение любви является признаком того, что данная общность должна превосходить ту, ценностная сфера которой выше ценности единения в любви. Подобная общность поэтому обусловливает еще более возвышенную любовь, хотя последняя не обладает такой же тематичностью; так обстоит дело в церкви.
В отношении общности о любви можно говорить в трех аспектах.
Во-первых, можно иметь в виду взаимную любовь членов общности. Разумеется, решающим вопросом является не вопрос о том, любят ли друг друга члены общества на самом деле, а следующий: насколько взаимная любовь членов данной общности соответствует ее смыслу, насколько может быть актуализировано общественное сознание без любви.
Во-вторых, можно иметь в виду любовь отдельного человека к общности в целом. Тогда наш вопрос будет таким же: требует ли общность в соответствии со своим смыслом любви и в какой мере.
Наконец, можно говорить в переносном смысле о любви общности к отдельному человеку. Насколько соответствует смыслу общности то, что она заботливо объемлет отдельного человека? В какой мере интерес общности к отдельному человеку, ее объективное отношение к нему, то, что она делает для него и требует от него, является выражением любви?
Поэтому недостаточно задать вопрос в этих трех смыслах: требуется ли вообще любовь? — необходимо еще спросить: в какой мере она требуется? или, точнее выражаясь: какую функцию имеет любовь? является она всего лишь кульминацией или самым существенным элементом? — и наконец: она только требуется — или составляет подлинный смысл данной общности, сама является ее темой? Но даже этого недостаточно. Мы должны еще спросить: какая сила любви отвечает смыслу данной общности и возможна в рамках соответствующего общественного этоса? а кроме того: какой категориальный характер, качество и глубина любви составляют в том или ином случае элемент собственного общественного этоса.
При этом необходимо различать, идет ли речь о любви в ее специфической форме или о других установках, например об уважении и почтении, в которых любовь заключена в скрытом виде. Из того, что в общности любовь выступает в своей специфической форме, не следует, что такая общность превосходит любую общность, в которой любовь только подразумевается, — это даже не означает, что любовь в ней играет более значительную роль и что эта любовь более глубока. Ceteris paribus (при прочих равных условиях) проявление любви в ее специфической форме конечно говорит о превосходстве.
2. Значение любви в государстве, нации и человечестве
Мы начнем с одного яркого примера подразумеваемой любви. В исключительно формальных общностях любовь всегда выступает в форме уважения. Так, например, можно сказать, что даже такое образование, как акционерное общество, заключает в себе определенный минимум любви в форме уважения, а именно любви в трех упомянутых аспектах. Представленное здесь правовое оформление как таковое, включающее в себя признание прав как целого, так и отдельных владельцев, содержит подобный элемент любви — в противоположность образованию, в котором всякие права произвольно попираются (например, в банде грабителей, как она изображена в «Острове сокровищ» Стивенсона).
В некоторых объединениях в узком смысле любовь в форме уважения уже играет большую роль, поскольку их члены помимо простого признания законных притязаний своих коллег уважают друг друга как соратников в достижении общей цели. Кроме того, само содержание цели объединения может создать атмосферу определенной взаимной любви, например, когда речь идет об объединении с религиозной целью или вообще когда цель объединения представляет собой ярко выраженный идеал. Но это уже касается свободной содержательной общности, лежащей в основе подобного объединения помимо его собственного формального типа.
Если мы сравним с такими образованиями государство, то ясно увидим важную роль заключающейся в уважении любви. Конечно, смыслом данной общности является не любовь в ее специфической форме, а глубокое уважение к другому человеку и ко всем его правам, а также определенное принципиальное уважение к его личности и к его жизненной сфере. Этот момент, несомненно, уже содержится в той любви, которую мы проявляем по отношению к каждому человеку как созданию и образу Божьему. С нравственной точки зрения мы в такой же мере обязаны уважать права гражданина чужого государства. Но различие здесь в том, что мы обязаны уважать его не как гражданина, а как человека.
Граждане одного и того же государства в этом отношении связаны вдвойне. Один человек обязан оказывать принципиальное уважение другому человеку, во-первых, как человеку, а во-вторых, как члену особой общности, к которой принадлежит и он сам и в которой это уважение тематично. В содержательном смысле в отношении уважения не возникает никакого нового момента в связи с данной общностью. Однако последняя требует «еще раз» явного выражения элемента, содержащегося в любви, которую мы обязаны проявлять по отношению к каждому человеку.
В классическом отношении отдельного человека к государству также заключен фактор любви. Признание его легитимного авторитета и соответствующая его смыслу форма подчинения этому авторитету содержат такой подразумеваемый элемент любви. Кроме того, элемент любви, имеющий смысловое отношение к этой общности, заключается в ценностноответном, жертвенном интересе к государству и его существованию.
В отношении государства к отдельному человеку подразумеваемый любовный момент также играет важную роль. Государство серьезным образом относится к нему как к правовой личности, с сознанием своей ответственности защищает его права, создает условия и способствует развитию его жизненных потенций. Хотя о любви здесь можно говорить только в переносном смысле, поскольку мы имеем здесь не настоящую личность, все же в этом общественном теле объективно подобный любовный фактор играет существенную роль.
В содержательных общностях любовь как таковая выступает в своей специфической форме в большей мере. В отношении этих общностей мы можем ограничиться лишь краткими замечаниями, так как самое главное уже было сказано в других контекстах. Очевидно, слабее всего любовь проявляется в чистой общности интересов. За исключением самой поверхностной солидарности и заключающегося в ней крошечного зачатка любви, любовь здесь не имеет никакого самостоятельного значения. Для члена этой общности как другие ее члены, так и все образование в целом в основном являются простым средством достижения цели.
В общности, которую представляет из себя компания, роль любви уже не столь ничтожна. Тем не менее она представлена в ней в качестве самостоятельной составной части совершенно периферийным образом. При всей дружеской открытости, царящей в компании, в ней нет подлинного интереса к личности другого человека. Люди здесь в определенной степени являются лишь средством создания приятной атмосферы. Межличностная ситуация усиливает специфическую атмосферу развлекательности, которая как таковая приносит более изысканное удовольствие, чем отдельные приятные объекты, такие, как кушанья, напитки, игры и т. д. Но действительный, глубокий интерес к личности другого человека здесь отсутствует. При всей любезности, царящей в данной общности и составляющей ее сущность, к отдельному человеку в ней и отдаленно не относятся с такой серьезностью и уважением, как в государстве, несмотря на то что присущий последнему тон общения может показаться скорее нелюбезным в своей объективности. Поэтому любовь в государстве играет гораздо большую роль, чем в дружеской компании или в обществе, родственном этой сфере.
По сравнению с этим функция любви в нации имеет глубокое значение. Этос, определяемый ее смысловой сферой, требует того, чтобы люди, принадлежащие к данной нации, любили ее как целое и чувствовали свою реальную связь с другими ее членами. Культурная функция нации, ее функция поддержки отдельного человека также и в переносном смысле заключает в себе акт любви по отношению к отдельному человеку.
Для этой общности характерно то, что здесь абсолютно преобладает любовь отдельного человека к нации по сравнению с двумя другими ее аспектами. Ведь без этой любви было бы невозможно образование полноценной национальной общности. В сравнении с этим понимаемая лишь в переносном смысле любовь нации к отдельному человеку имеет меньшее значение; то же самое можно сказать и о любви отдельного человека к своим соплеменникам. Однако и эти элементы с необходимостью содержатся в данном общественном этосе.
Если мы сравним государство с нацией в отношении любви отдельного человека к общности, то увидим, что нет необходимости ставить по этому показателю одну из этих общностей выше другой. Хотя нация требует любви в ее специфической форме, определенной душевной преданности, которая не проявляется по отношению к государству, тем не менее в государстве в противовес этому имеет место в качестве важного фактора постоянный сознательный контакт с ним и с его инстанциями, а также связанный с этим постоянный призыв к ценностноответному признанию и подчинению отдельного человека государству. Жизнь гражданина как такового более сознательно и последовательно сориентирована на государственную общность, чем жизнь члена нации как такового на нацию — она в соответствии со своим смыслом требует несравненно чаще сознательного принятия этой общности.
Но, с другой стороны, бессознательная связь с духовным содержанием нации и ее культурной атмосферой в большей степени пронизывает жизнь ее членов и затрагивает более глубокие слои личности. О любви нации к отдельному человеку можно говорить в еще более переносном смысле, чем о подобной любви государства. Не будучи формальной общностью, она не является и квази-личностью. Она не осуществляет актов в том смысле, в каком их осуществляет государство. Тем не менее в ее благотворной связи с отдельным человеком, в том, что она действительно дает ему — от родного языка до культурной жизни, окружающей его, — мы можем увидеть определенный объективный элемент любви, теплую заботу, нежное внимание и защиту.
В человечестве, имеющем несравненно более высокий ценностный ранг, чем государство и нация, любовь в соответствии с его смыслом играет гораздо более важную роль. Общественный этос человечества требует глубокой любви к каждому человеку. Адекватное природе и смыслу этой общности общественное сознание подразумевает такую любовь к ближнему, которая гораздо глубже требуемой любви между членами одной национальности или гражданами одного государства. Ибо здесь выше инкорпорирующая ценностная сфера, формирующая любовь, она специфично метафизическая. Ведь человек любит своего ближнего как Божье создание, имеющее то же конечное предназначение, что и он сам. Любовь отдельного человека к человечеству также составляет существенный элемент — и притом очень глубокая любовь. Напротив, о любви человечества к отдельному человеку нельзя говорить даже в переносном смысле, поскольку человечество почти не имеет черт квази-личности.
3. Тождественность этоса и любви в любовных общностях
О выдающейся роли любви в любовных общностях больше нет необходимости говорить подробно. Очевидно, что она совпадает с этосом этих общностей. В первую очередь это взаимная любовь их членов. Естественно, существуют большие различия в отношении требуемой по смыслу функции любви в зависимости от тематичности последней и от ее категории. Качество требуемой в браке любви выше, чем во всех плюроперсональных любовных общностях.
В других дуоперсональных любовных общностях качество требуемой в соответствии с их смыслом любви определяется инкорпорирующей ценностной сферой. В дуоперсональных любовных общностях любовь общности к отдельному человеку исключается даже в переносном смысле. Любовь к общности члена общности отступает на задний план по сравнению с любовью между партнерами; однако по смыслу и она требуется.
Напротив, в плюроперсональных любовных общностях — например, в семье или дружеском кругу — помимо взаимной любви играет некоторую роль и любовь общности, опять же в переносном смысле. В чувстве защищенности как бы заключается любовная атмосфера всей общности, которая, конечно, имеет своим источником любовь отдельного человека, но живо выражается и в межличностном и в соответствии со своим целостным смысловым оформлением может быть названа любовью общности к отдельному человеку. Одно дело, когда человек чувствует любовь к себе каждого в отдельности, и другое — когда он ощущает на себе любовь всей семьи в целом или всего дружеского круга. Хотя это следует понимать лишь в переносном смысле, тем не менее в этой трактовке заключается нечто объективное.
Любовь семьи к отдельному человеку выражается и в объективных формах, например в материальной, правовой и человеческой заботе, определяемой семейными обязанностями, которую семья в лице своего главы проявляет по отношению к своим членам. Эта забота составляет смысл семьи и аналогичным образом — дружеского круга, хотя и не в столь выраженной форме.
Кроме того, легко видеть, что в плюроперсональных общностях любовь отдельного человека к общности играет существенную роль, требуемую смыслом данных общностей. Человеку должно быть дорого существование общности. Он должен любить ее, если хочет реализовать в себе этос, требуемый смыслом данной общности. Необходим не только интерес к общности, не только уважение к ней, не только готовность выполнить свой долг по отношению к ней, но и действительная любовь, и притом в специфической форме.
В церкви любовь имеет абсолютно доминирующую функцию, и притом в подлинном смысле всех своих аспектов — даже любовь общности к отдельному человеку. Ибо эта общность не только имеет характер почти настоящей личности, но прежде всего (и это теснейшим образом связано с указанным моментом, более того — является его важнейшей основой) делает относящуюся к каждому отдельному ее члену любовь Богочеловека Иисуса Христа, т. е. личную любовь вообще, самой подлинной жизнью церкви. Главной темой в ней является любовь Бога к человеку, затем — любовь человека к Богу, и только на третьем месте — любовь членов церкви друг к другу. Поэтому очевидно, что здесь представлена в качественном отношении высшая любовь.
Необыкновенное превосходство этой общности проявляется в том, что в ней воплощается любовь Бога к человеку, и притом, разумеется, не как требование, а как совершенная реальность. Эта общность как бы состоит из любви. Все в ней — любовь, и в первую очередь — божественная любовь. Общественный этос здесь целиком заключается в любви к Богу и ближнему, т. е. в любви, инкорпорированной в высшую ценностную сферу. Это любовь как в своей специфической форме, так и в неспецифической, — подразумеваемая в уважении, почтении, послушании и поклонении, — представленная в своем высшем качестве и высшей интенсивности или требуемая смыслом этой общности от ее членов.
Собственная ценность общностей
Третьим важным моментом в качестве критерия ценностного ранга общностей является связь отдельного человека, или члена общности, с общностью в аспекте смысла и ценности. Необходимо различать три главных типа:
1. Общности, не имеющие собственной ценности и существующие только для отдельного человека, т. е. такие, которые в норме не могут «конкурировать» с индивидуумом, например, простые общности на основе общих интересов.
2. Общности, имеющие собственную ценность, не совпадающую с ценностью индивидуума, которые поэтому имеют определенную тенденцию относиться к отдельному человеку как к строительному материалу, из которого складывается их собственное существование, или как к средству достижения собственной цели. Примерами могут служить государство, нация, народ, племя, культурная общность и т. д.
3. Общности, обладающие собственной ценностью, которая по своему содержанию настолько родственна ценности отдельного человека или его предназначению, что все то, что поддерживает общность, в конечном счете всегда поддерживает и отдельного человека, и цель общности совпадает с его благом. В подлинном смысле это имеет место в церкви и религиозных орденах, в расширенном смысле — в человечестве, семье, браке и в общности дружеской пары.
Общности первого типа стоят ниже общностей второго типа, а эти последние — ниже общностей третьего типа. В рамках третьего типа высшее место занимают общности, в которых родственность смысловой сферы общности и блага отдельного человека имеет самый совершенный характер.
Как мы видели раньше, не существует общности, собственная ценность которой могла бы сравниться с ценностью отдельной личности — кроме сверхъестественно общности мистического тела Христова. Ни одна другая общность как таковая не может быть носительницей нравственной ценности, не говоря уже о святости, которая может быть свойственна отдельным людям. Мы, правда, говорим о святости брака или ордена, но это надо понимать лишь в переносном смысле. В смысле подлинной реализации этого качества свят тот человек, в котором беспрепятственно раскрывается благодать и приносит такие плоды, как сверхъестественная любовь, самоотречение, смирение, кротость. Этого не может произойти ни в одной общности, кроме мистического тела Христова.
Чтобы понять ценностное преимущество отдельной личности, достаточно вспомнить о ее необыкновенном онтологическом превосходстве над естественной общностью, поскольку бытийное превосходство личности как полноценной субстанции способствует и более подлинной формальной ценностной реализации. Человек способен быть носителем не только в содержательном отношении более высоких ценностей, чем ценности какой-либо естественной общности — он может и формально в более подлинном смысле реализовать эти ценности, чем это может сделать естественная общность в отношении собственных ценностей. Поэтому ценность отдельной личности как таковой выше ценности любой естественной общности. Этому соответствует также то, что естественная общность преходяща, а человек со своим вечным предназначением бессмертен. Вопрос о том, заслужил ли тот или иной человек вечного спасения, несравненно важнее вопроса о существовании нации, государства, культурной общности.
Именно поэтому ценностную высоту общности чрезвычайно характеризует то, насколько ее смысловая сфера совпадает со смыслом жизни и предназначением человека. Чем глубже связана смысловая сфера с человеком, чем меньше в соответствии с этим человек служит простым строительным материалом, тем выше собственная ценность общности.
1. Общности без собственной ценности
Мы очень кратко проанализируем три указанных типа. В общностях первого типа, которые, как, например, общность интересов, не обладают собственной ценностью, мы имеем что-то явно «более низкое, чем человеческое» — это образования, служащие лишь средством достижения цели. Эта цель не обладает самостоятельной ценностью, это в лучшем случае объективное благо для человека, а иногда — и просто удовольствие.
Строго говоря, здесь противопоставлены не отдельные личности и общность, а отдельный член общности и совокупность остальных отдельных членов. Конфликт между интересами общности и интересами отдельного ее члена только кажущийся. В действительности речь может идти лишь о конфликте между интересами какого-либо члена и суммой интересов остальных членов. Здесь не существует реального bonum commune (общего блага) в строгом смысле. Заинтересованность всех членов общности в ее процветании не является настоящим общим интересом, поскольку в конечном счете ее процветание интересует каждого лишь в отношении себя самого. Представление о том, что отдельный член такой общности как личность является лишь строительным материалом для данного общественного образования, исключается здесь не только фактически, но и в качестве сколько-нибудь серьезной иллюзии. Такая общность всегда охватывает только маленькое, резко ограниченное и совершенно периферийное жизненное пространство.
Превосходство отдельного человека столь очевидно здесь, что только совершенно извращенному уму может показаться, что человек находится в распоряжении этой общности, что он ради нее должен быть готов пожертвовать, например, своим собственным или семейным счастьем, пусть даже с существованием или процветанием общности интересов связаны — чисто фактически — настоящие высокие ценности. Но тогда речь может идти лишь исключительно о самих этих ценностях, а не о данном общественном образовании как таковом, которое даже в этом случае с точки зрения ценности продолжает оставаться adiaforov (чем-то нейтральным).
В структурном отношении эта общность никогда не охватывает отдельного человека как личность; как таковой он никогда не находится в самой этой общности. Она не покрывает наподобие свода его жизнь даже в том ограниченном смысле, в каком это делает нация и государство, не охватывающие при этом до конца его глубинных аспектов. Эта общность имеет явно служебную функцию по отношению к отдельному человеку — но не наоборот. Здесь исключен какой-либо законный конфликт между общественным образованием и его отдельным членом, так как это образование настолько несубстанционально, что не может быть достойным противником личности. Здесь возможен лишь конфликт между интересами отдельного члена и интересами остальных членов.
2. Общности с собственной ценностью, но с второстепенной функцией по отношению к личностной сфере
Совершенно иная ситуация во втором типе общности. Здесь прежде всего важно понять собственную ценность этих общественных образований и не рассматривать их — следуя ложной позитивистской трактовке — как простые целевые объединения. Нет необходимости еще раз подробно говорить об этом. Но важно также не переоценивать их собственное значение и не приравнивать их ценность к собственной ценности личности, а тем более не ставить ее выше. Следует избегать обеих широкораспространенных ошибок: игнорировать собственную ценность таких образований и, например, переосмысливать государство как общность на основе общих интересов — или, наоборот, завышать их собственную ценность и, например, превозносить всемогущество государства либо даже обожествлять последнее. Хуже всего, конечно, совмещение обеих ошибок, что мы наблюдаем в некоторых формах социализма. В содержательном смысле государство здесь низводится до общности интересов, а в формальном — рассматривается как всемогущее и в некотором роде обожествляется.
Смысловая сфера государства, очевидно, не конгениальна конечной цели и ценности отдельной личности. Ибо она не включает в себя нравственное совершенство отдельного человека, а тем более его освящение и спасение. Любая попытка приписать эти моменты смысловой сфере государства означает насилие над его истинным смысловым содержанием, которое во многих отношениях может иметь плачевные результаты. Из этого следует, что все, что является условием существования государства и тем более какого-нибудь конкретного государства, безусловно подчинено тому, что необходимо для освящения и спасения отдельной личности.
Государство — mutatis mutandis (с соответствующими изменениями), это касается также и нации — имеет такую структуру, что оно в определенном смысле использует отдельного человека в своих целях и ради собственного блага. Это связано с взаимодействием обоих уже многократно затронутых моментов: с одной стороны, государство представляет самостоятельную ценность, содержание которой законно претендует на подчинение отдельного человека и на включение последнего в его сферу. С другой стороны, это содержание не только не конгениально сфере отдельной личности, но и само по себе допускает лишь довольно незначительный «поверхностный контакт» с более глубокими, несравненно превосходящими его личностными содержаниями. Поэтому государство как таковое не обращает внимания на более глубокий смысл и ценность личности и сосредоточивается почти исключительно на одной определенной ее стороне, которая легко может выступать в роли указанного «строительного материала».
Но это еще не является негативным моментом. Он появляется лишь тогда, когда персональные носители государственной власти позволяют беспрепятственно, независимо развиваться имманентной логике государственного начала, вместо того чтобы в точках его объективного соприкосновения с более высокими сферами модифицировать, исходя из личного понимания и оценки ситуации, это государственное начало, относительно слепо распространяющееся в данных направлениях.
Другими словами, отдельный человек должен понимать, что та, в определенном отношении служебная функция, которую он выполняет в качестве гражданина, хотя и является законной, однако представляет собой только второстепенную функцию по сравнению с конечным предназначением человека. Он должен поступать согласно евангельскому слову: «Кесарево кесарю, а Божье Богу» (Матф. 22, 21).
Конечно, история нас учит, что в стремлении государства подчинить себя отдельного человека в качестве служебного средства заключается одна из самых больших опасностей для человека, — но только потому, что, с одной стороны, представители государства незаконным образом расширяют компетенцию государства, а с другой стороны, отдельные люди становятся жертвой ложного представления о том, что сущность государства или нации главенствует над сущностью отдельной личности и служебная функция гражданина как такового может быть распространена на всю личность в целом. Объективно смысловая сфера государства не содержит в себе законных притязаний на то, чтобы подчинить своей собственной ценности человека в целом — как супруга, родителя, друга, члена человечества и прежде всего как члена мистического тела Христова.
Ограничимся этим примером. Аналогичное можно без труда распространить и на нацию и другие относящиеся сюда типы общности. Важнейшим является следующий вывод: чем меньше личность играет роль строительного материала, тем сильней внутренняя связь между смысловой сферой общности и общим смыслом личности, тем выше ценностный ранг общности.
Чем выше в нравственном отношении личность, тем лучше предпосылки и для смыслового совершенства ее членства в общностях, характеризуемых небольшой ценностной высотой. Обратное неверно, т. е. совершенное членство в этих, не отличающихся особой ценностной высотой общностях не влечет за собой общее личное, прежде всего нравственное совершенство данного члена общности.
Следовательно, важнейшим условием конгениальности смысловой сферы общности и общего смысла личности является тесная взаимосвязь совершенства человека как члена общности и его общего личного совершенства — необходимо, чтобы совершенство человека как члена общности принципиально гарантировало личное совершенство. Только наличие подобной взаимосвязи может служить критерием ценностной высоты соответствующей общности.
3. Общности со смысловыми сферами, «конгениальными» личности
Только что рассмотренный критерий, очевидно, полностью применим и к третьему главному типу. Его сфере также свойственна широкая шкала градаций. В лице таких общностей единения как человечество и церковь мы имеем дело с общностями, которые обладают ярко выраженной ценностью и к тому же «конгениальны» личности. Однако в полной мере эта конгениальность свойственна лишь сверхъестественной общности мистического тела Христова. В семье — в том узком смысле, в котором мы понимаем ее здесь — отдельный ее член никогда не служит для целого строительным материалом. Нельзя сказать, что смысловая сфера семьи — взаимная любовь в ее различных видах, совместная жизнь в согласии и любви, воспитание детей, создание классической, наполненной любовью первичной внутренней среды, представляющей собой почву для развития человека — заключает в себе тенденцию к использованию отдельного члена семьи в качестве средства построения и достижения целей этой общности. Ее смысловая сфера таким образом связана со сферой личности, что не может быть речи об отношении между ней и отдельным человеком, подобном отношению между целью и средством. В том, что объективно идет на благо семьи, что поддерживает ее собственную ценность, eo ipso (автоматически) учитывается и собственная ценность отдельного ее члена. Собственная ценность семьи глубочайшим образом связана с собственной ценностью ее отдельного члена. Но полного совпадения здесь, разумеется, нет.
Структурное напряжение между отдельным человеком и общностью, как и возможность различных законных конфликтов здесь не сняты. Например, может случиться, что кто-то по религиозным причинам вынужден разрушить семейную общность, как, скажем, святой Франциск, святой Иоанн Божий человек или святая Франциска Шантальская. Подчиняясь смысловой сфере семьи, св. Иоанна Франциска Шантальская «не должна» была уходить в монастырь. То же самое касается и брака, хотя смысловая сфера этой общности еще более родственна смысловой сфере отдельного человека, ведь брак в ценностном отношении стоит еще выше, чем семья.
В высшей общности, в мистическом теле Христовом, отсутствует всякое напряжение между отдельной личностью и общностью. Полностью совпадают окончательный смысл отдельного человека и смысл членства в этой общности. Здесь невозможен никакой законный конфликт: то, что является самым лучшим с позиции общности, является и благом для отдельного человека в деле его освящения и спасения. И наоборот: возрастание глубинной ценности человека усиливает общность. Здесь наблюдается столь полное совпадение смысловой сферы общности с благом отдельного человека, что все, что делается в интересах общности или ее собственной ценности, делается и в подлинных интересах каждого в отдельности. Невозможно себе представить, чтобы эта общность исходя из собственных законов потребовала бы того, что одновременно не являлось бы благом для каждого отдельного человека.
Итак, во всех случаях подтверждается следующее: чем меньше человек является средством достижения цели, чем родственней общественное образование отдельной личности, тем благородней данная общность. В общности, несравненно превосходящей все остальные — в церкви как мистическом теле Христовом — наблюдается полная конгениальность общественного образования и отдельной личности.
Формальный и содержательный элементы общностей
В вопросе о ценностной высоте общностей имеют значение и другие многочисленные моменты. Мы вкратце укажем только на один из них. Вопрос о ценностной высоте, или совершенстве общности связан с вопросом о том, является ли данная общность только содержательной, только формальной или той и другой одновременно — иначе говоря, как соотносятся в ней формальный и содержательный моменты. Мы уже касались этого комплекса проблем. Общественное образование более совершенно тогда, когда оно совмещает в себе оба этих качества. Но собственно ценностное превосходство имеет место лишь в том случае, когда содержательный и Формальный элементы органически пронизывают друг друга. Ибо внешнее оформление тем больше противоречит содержательной общности, чем выше последняя в иерархическом отношении.
В отношении общности на основе общих интересов не будет неадекватным актом ее внешнее оформление, внешняя организация. Хотя она в результате этого и не передвигается на более высокую ступень ценностной иерархии, однако в общем ее значение для отдельного человека увеличивается; в этом отношении она становится более совершенным образованием.
Если же речь идет о содержательной, и притом чисто содержательной общности, обладающей действительной собственной ценностью, то любое нейтральное внешнее оформление будет неадекватно. В этом случае общность будет противиться подобному оформлению в той мере, в какой последнее, существуя рядом с ней как нечто реальное, при этом не организует ее по-настоящему, как это происходит, например, при формальной организации общности на основе общих интересов, и тем более не проникает в глубь общности, пуская там корни и организуя ее как подлинная форма. Это можно сравнить с тем, как два вещества не могут вступить в химическую связь. Например, было бы нелепостью попытаться оформить дружбу в правовом смысле. Было бы еще нелепее пытаться сделать то же самое с дуоперсональной любовной общностью со специфической тематичностью. Связь с нейтральной, извне привнесенной формой не только не увеличивает ценность общности, но наоборот уменьшает, поскольку нахлобучивание подобной, совершенно неадекватной формы означает искажение и профанацию общности. Таким образом, не следует видеть увеличение ценности в добавлении формального элемента как такового, а тем более в том факте, что сама по себе чисто содержательная общность «переносит» внешнее оформление, усматривать признак ее ценностной высоты. Как раз наоборот, чем больше содержательная общность «переносит» подобное внешнее оформление, тем ниже ее тематическая сфера.
Признаком же особой высоты содержательной общности является то, что она органически подводит к своему формальному завершению и позволяет в самой себе возникнуть совершенно адекватной форме. Такого рода общностями являются религиозные ордена и общность брака. Особая ценностная высота этих типов общности находит свое выражение также и в этом. В отношении своего осознанного осуществления, а также в отношении того, что непосредственно связано с ним, конкретный брак могут намного превосходить другие дуоперсональные любовные общности. Но за исключением случая, когда дуоперсональная любовная общность представляет собой окончательное единение, общность брака благодаря заключенному в ее объективной сущности содержанию остается в ценностном отношении более высоким образованием. Очевидно, что как раз с этим содержанием непосредственно, теснейшим образом связана представленная здесь органическая форма как таковая, так что существование этой формы, т. е. эта органическая связь содержательного и формального элементов представляет собой прямое выражение особого совершенства и ценностной высоты данного общественного образования.
Эта взаимосвязь ярче всего выражена в самой совершенной общности — в церкви. В ней проявляется в глубочайшей связи с абсолютным характером смысловой сферы, с ее абсолютной объективностью и сверхъестественной реальностью окончательное взаимопроникновение и единство формального и содержательного моментов. В едином богочеловеческом основополагающем акте возникает единство того и другого. Необыкновенное превосходство этой общности над всеми другими ярчайшим образом выражается и в этом, главном отношении.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Картина, предстающая перед нами в конце нашего исследования иерархии отдельных общностей, хотя и не является картиной их единого ступенчатого образования, однако дает нам ясное представление о ценностной иерархии. Характер смысловых сфер отдельных общностей и многообразие смысловых линий не позволяют нам свести все общности к одному знаменателю; результаты исследования собственной ценности общности не позволяют нам рассматривать все общности только с точки зрения чисто целевой поддержки ими отдельного человека. Однако, с другой стороны, не существует и никакой абсолютной автономии общности, которая бы исключала рассмотрение имманентных требований отдельной общности с более высокой точки зрения. Напротив, вопрос о ее ценностной высоте представляет собой именно такой высший критерий, который, не искажая смысловую сферу отдельной общности, тем не менее дает возможность строго упорядочить общности.
Здесь ситуация такая же, как и вообще во всей сфере бытия. Мир не является системой соподчиненных целей, в которой каждый объект существует только ради другого. Но он также не является и хаотической совокупностью различных содержаний, которые в своей автономности сосуществуют друг с другом без всякой гармонии. Он представляет собой космос, в котором различные области бытия помимо своего онтологического целевого значения обладают еще и собственным значением и ценностью, которые служат прославлению Бога. Так, например, внешняя природа существует не только для человека, но имеет и собственное значение и своей красотой и величием прославляет Бога также и непосредственно. Но эти собственные ценности выстроены в строгую иерархию. Собственная ценность человека как духовной личности и ценности, которые могут быть реализованы в нем, гораздо более высокого порядка, чем ценности внешней природы. В соответствии с этим более высокие ценности личностной сферы прославляют Бога в гораздо большей мере, чем менее значительные ценности внешней природы. Отсюда можно сразу сделать вывод, что внешняя природа, хотя она обладает собственной ценностью, все же менее «важна», чем сфера личности, и что — помимо онтологической целесообразности — единая точка зрения, а именно критерий ценности и ценностной высоты, обусловливает гармоническое упорядочивание обеих сфер и ставит естественные пределы любой самодостаточности в самом широком смысле слова.
Такой же космический порядок мы обнаруживаем и в сфере общностей. Хотя не каждая общность существует только ради другой, даже не только ради отдельного человека, тем не менее существование более высокой общности «важнее» существования менее высокой — ее требования предпочтительнее. Благо отдельной человеческой души «важнее» процветания любой естественной общности. Ее требования имеют преимущество.
Каким бы интимным образом человек ни был укоренен в той или иной общности — над всеми требованиями, диктуемыми специфической смысловой сферой данной общности, доминируют также и для него требования общности с более высокой смысловой сферой, а также необходимость спасения. Отдельный человек не освобождается от учитывания этой ценностной иерархии никаким требованием специфической смысловой сферы той или иной общности. Даже, например, для государственного деятеля в первую очередь имеют силу не требования государства, а стоящие над ними требования более высоких общностей — таких, как человечество и церковь.
Каждый человек — это прежде всего Божье созданье с бессмертной душой и вечным предназначением. Каждый человек в первую очередь обязан быть членом церкви и человечества и только потом — членом государства и нации. Это касается не только уважения требований соответствующей общности, но также и той роли, которую должна играть эта общность в жизни отдельного человека.
Точно так же несомненно следующее: те же самые нравственные заповеди, которые касаются отдельного человека, имеют отношение и к положению отдельного человека в качестве члена и представителя общности, а также к самим общностям. Представление о том, что какой-нибудь трагический конфликт может потребовать от государственного мужа того, что, соответствуя государственным интересам, будет в то же время противоречить нравственной заповеди, оказывается совершенно несостоятельным при действительном анализе сущности и ценности общности. Точно так же оказывается несостоятельным опасное заблуждение, заключающееся в том, что на сами общественные образования не распространяются заповеди нравственности, как только — принимая, конечно, во внимание бытийное своеобразие и собственную ценность общностей — мы ясно осознаем их ценностную иерархию и примат отдельной личности над всеми естественными общностями.
