| |< в начало | << назад | к содержанию | вперед >> | в конец >| | |||
 |
|||||||
Глава двенадцатая
СВЯТОЕ ТЕРПЕНИЕ
Существует мало добродетелей, которые бы столь же безошибочно, как истинное терпение, свидетельствовали о том, что мы живем уже не собственной природой, а Христом, приобщившим нас к Своей божественности в святом крещении. Таинственные слова Христа: «Терпением вашим спасайте души ваши» (Лк. 21, 19), — говорят нам о величии и значении этой добродетели.
Эта христианская добродетель не имеет ничего общего с флегматическим темпераментом, определяющим замедленный жизненный ритм. Некоторый люди никогда не бывают нетерпеливы, они всегда готовы ждать, но это происходит либо по причине их замедленного жизненного темпа — они сами тратят на все слишком много времени, — либо потому, что их ничто не может по-настоящему взволновать, они на все реагируют притупленно. Такая чисто естественная предрасположенность является скорее негативной и, будучи всего лишь предрасположенностью, не имеет, очевидно, нравственной, тем более сверхъестественной, ценности. При одних обстоятельствах она может быть хороша и удобна, при других — может сильно мешать. Она осложняет принятие смелых решений, служит препятствием самоотверженности, духовной бдительности. Эта врожденная «мнимая терпеливость» может проистекать из недостатка жизненной энергии — но также и из особой «жизненности». Существуют специфически здоровые люди, которые в результате своей «бычьей», косной витальности нелегко возбуждаются и в своем вегетативном покое считают, что со всем могут справиться. Они могут и подождать, не проявляя признаков нетерпения, пока не придет успех, поскольку благодаря крепким нервам и ложной уверенности в себе им всегда кажется, что они держат ситуацию под контролем.
Однако и хладнокровие, вырабатываемое духовной самодисциплиной и аскезой, известное как стоический идеал, совершенно отлично от христианского терпения. Стоик старается искусственно потерять интерес ко всему, что могло бы вывести его из равновесия. Он делает это, чтобы при любых обстоятельствах оставаться хозяином положения, так как ему кажется недостойным быть игрушкой в руках судьбы, так как в своей гордыне он не может признать собственное бессилие и тварную зависимость от чего-то более высокого. Он терпелив потому, что его уже больше ничто глубоко не волнует, он уже больше не отдается целиком никакому делу. Такая терпеливость есть результат притупления восприятия, результат апатии, атараксии и отсутствия ответа, который по праву должен быть дан на ценности. Поэтому она представляет собой нечто чисто негативное, она приобретена ценой отказа от необходимейшей добродетели — горячего желания победы добра. Здесь не могут исполниться слова: «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся». Тот, кто ни к чему не проявляет живого интереса, естественно, будет спокойно ждать, никогда не потеряет самообладания, не проявит нетерпения.
От терпения мы должны отличать и еще одну установку, которая внешне похожа на него: буддистскую форму покорного принятия всего происходящего, когда человек также может находиться в бесконечном ожидании, не проявляя при этом нетерпения. Здесь мы имеем не стоическую атараксию, а принципиально иное отношение к реальному миру и к категории времени, которая играет столь существенную роль в посюсторонней действительности. Любое реальное бытие является для буддиста видимостью, лишенной собственного содержания, и его позиция — это незаинтересованное бездеятельное созерцание действительности. Такая лишенная всякой активности и напряжения установка, для которой все связанное с реализацией имеет негативный оттенок, подрывает самый фундамент истинного терпения. Она освобождает человека от нетерпения тем, что в корне исключает ситуацию, в которой только и могло бы проявиться нетерпение, так что и для проявления терпения не остается никакой почвы: это напоминает ситуацию слабоумного, который не может грешить, но одновременно не может проявить и положительных добродетелей. Здесь исключается сама проблема терпения и нетерпения, и притом гораздо более формальным образом, чем у стоиков. Ибо у последних меняется интерес к вещам, а у буддистов — фундаментальная установка по отношению к миру реального, к нашей главной задаче, связанной с ним.
Говоря об истинном христианском терпении, мы должны заранее различать два его аспекта. Во-первых, терпение представляет собой противоположность нетерпению в смысле раздражительности и грубости. Во-вторых, оно является специфической антитезой быстрому отказу от осуществления поставленной цели, когда такое осуществление требует слишком много времени. Этот второй вид терпения мы можем обозначить как настойчивость. Естественно, настойчивость предполагает еще многое помимо собственно терпения. В первую очередь это выражается в том, что настойчивости приносит вред поверхностность, непостоянство, подверженность влияниям и недостаточная готовность к самопожертвованию. Не каждый ненастойчивый является нетерпеливым, но каждый настойчивый одновременно и терпелив.
Далее, терпение может относиться к очень различным сферам и поэтому иметь различный характер. Во-первых, терпение может проявляться в достижении таких целей, которые не представляют собой объективных ценностей, но лишь приятны или полезны нам в каком-то отношении. Во-вторых, терпение может проявиться и в ситуациях, когда что-то интересует нас благодаря своей объективной ценности: например — и прежде всего — когда речь идет об осуществлении самого Царства Божьего.
Вначале мы рассмотрим первый вид терпения, а именно такое терпение, которое проявляется в стремлении к приятному и к объективному благу для человека, когда, очевидно, аспект настойчивости отступает на задний план. Когда мы стремимся к какому-нибудь позволительному благу, то легко проявляем нетерпение, если на нашем пути возникают препятствия или для достижения цели требуется много времени. Например, мы становимся нетерпеливы, когда мы голодны, а трапеза откладывается, или когда мы испытываем боль, а средства успокоить ее нет под рукой. Мы также проявляем нетерпение, когда не получаем вовремя письма или слишком долго кого-нибудь дожидаемся. Но во всех случаях наше нетерпение связано со временем. Его вызывает либо то, что исполнение какого-нибудь горячего желания отодвигается временным промежутком, либо сама незаполненность этого промежутка. Нетерпение может быть связано и с длительностью какого-нибудь плохого состояния или несчастья. Нас может сделать нетерпеливыми продолжающаяся боль, растянутые скучные разговоры, утомительная докучливость посторонних и т. д.
Таким образом, этот вид нетерпения имеет своей причиной троякое зло: необходимость ожидания желаемого, длительное неприятное состояние, которое невыносимо именно своей длительностью, и скука не заполненного ничем времени, чистое ожидание как таковое, даже когда ожидаемое не является особо приятным и желанным. Нетерпение проявляется главным образом в раздражении и гневе — либо в адрес людей, которые действительно виноваты в том, что вызывает наше нетерпение, либо по отношению к тем, кого мы просто делаем козлами отпущения. Но недовольство не обязательно должно быть направлено на человека, оно просто должно найти себе выход. Также и эта форма нетерпения часто может проявляться в том, что мы отказываемся от цели, если не в состоянии быстро ее достичь (хотя здесь, как уже было замечено, момент собственно настойчивости отступает на второй план).
Такое нетерпение является не чем иным, как формой распущенности. Если мы поищем более глубоких корней этого внутреннего беспорядка, этой духовной дисгармонии, то обнаружим в первую очередь три момента, из которых она проистекает.
Во-первых, неупорядоченная заинтересованность, с которой мы преследуем ту или иную цель. Заинтересованность становится слишком сильной, и тем самым то, что по праву требует нашего постоянного и неизменного интереса, слишком отступает в тень. Настоятельная динамическая сила некоторых интересов оттесняет непозволительным образом наш интерес к Богу, к ближним, к другим высоким ценностям. Такое нетерпение говорит о том, что наше стремление к актуальным, внешним целям еще сильно, что они начинают занимать в какой-то момент слишком много места в нашей жизни и мы еще не уравновесили должным образом наши интересы, так чтобы они учитывали объективную иерархию ценностей. Особенно это относится к нетерпению, связанному со стремлением к чему-то приятному или практически необходимому в данный момент. Если же речь идет о каком-либо внешнем испытании, например о физической боли, болезни или просто о состоянии удрученности, связанном с чем-нибудь скучным, либо о самой скуке проходящего впустую времени, то в этом случае нетерпение выдает нашу сильную зависимость от того, что нам приносит или не приносит удовольствие, нашу изнеженность и неумение дистанцироваться от собственного тела и переживания неприятного. Оно говорит о внутренней несвободе, о склонности принимать как нечто само собой разумеющееся ситуацию, не отягощенную никаким злом, так что, когда беда все-таки приходит, она совершенно сражает нас и отвлекает от высоких ценностей, которые трогают нас и требуют ответа, например от любви, с которой обращаются к нам окружающие, и, прежде всего, от Бога, который что-то желает нам сказать также и через эту беду.
Такое нетерпение представляет собой естественную беспечность и уступчивость по отношению к своей натуре. Оно свидетельствует о том, что человек не дистанцировался в достаточной степени от своего характера и желаний, а это является важной целью аскезы. Христианин не должен уступать автономности своей природы. Как бы сильно он ни стремился к дозволенному, он не должен отдаваться этому стремлению как чему-то само собой разумеющемуся, оно должно постоянно сознательно санкционироваться им и сопоставляться с его задачами и обязанностями. У большинства людей есть что-нибудь излюбленное, чему они бесконтрольно предаются, и особенно часто это то, что является не чем-то предосудительным, а вполне дозволенным.
У этого нетерпения есть, однако, и еще один корень. Специфически нетерпеливые люди теряют самообладание не только тогда, когда они должны ждать осуществления страстно желаемой цели, которая сама по себе держит их в крайнем напряжении, но также и в том случае, когда им приходится ждать осуществления нейтральной цели, — просто потому, что они отдаются автономности того значения, которое приобретает раз поставленная цель уже от одного того, что она поставлена. Их упрямство, высокомерие заставляет воспринимать как нечто невыносимое то, что цель не может быть сразу достигнута. Такая укорененность в собственной натуре имеет следствием эгоцентризм, который делает любую цель важнейшим делом и заставляет проходить мимо нужд других людей. Вторым элементом, из которого проистекает нетерпение, является, как мы видим, ничем не сдерживаемое потакание собственным склонностям; поэтому у всех людей, для которых характерно особое нетерпение, это своеволие проявляется не только тогда, когда дело касается какого-нибудь сильного влечения или испытания, но и каждый раз, когда они что-то наметили себе. Нетерпение означает отказ от habitare secum: человек плывет по течению. Так же как при сильном гневе или, еще типичнее, при бездумной божбе и ругани, в своем нетерпении мы все ставим на карту, безотчетно отдаем всего себя, роняем свое достоинство и отказываемся от своих обязательств по отношению к Богу, образующих фундамент нашей тварной жизни. Этот элемент, в отличие от первого, является более характерным признаком нетерпения, поскольку он явным образом связан со временем.
Это приводит нас к третьему, самому важному элементу нетерпения. Он заключается в том, что человек ложно считает себя хозяином мироздания, игнорирует собственную сотворенность, ограниченность и конечность. Человек присваивает себе совершенно необоснованные прерогативы и чувствует себя господином времени. Он хочет сбросить с себя зависимость от causae secundae (вторичных причин), ко всем препятствиям относится как к ущемлению своих прав; прежде всего, он не желает признавать обусловленность своих действий временным промежутком, протекающим между полаганием и достижением цели, и хотел бы, как Бог, одним простым fiat (да будет) осуществлять намеченное. В этом заключается главный и самый серьезный грех нетерпения. Это какое-то наглое высокомерие: человек хочет стать выше тварного состояния и впадает в иллюзию своего надтварного превосходства. Время и необходимость ожидания специфически ограничивают наше тварное земное существование. Мы видим, что окружающий мир представляет собой поток событий во времени, повлиять на который мы можем только в ограниченных пределах. Мы вынуждены считаться с временным отрезком между принятием решения и достижением цели — это богоданная реальность. Нетерпеливый не желает замечать этот временной отрезок и действует так, как будто в его власти заставить деревья быстрее расти или солнце быстрее вращаться вокруг земли. Нетерпение делает нас властными, недоброжелательными, грубыми и даже жестокими. Оно всегда означает потерю глубины. Поэтому его ни в коем случае нельзя путать с томительной тоской, с горячим желанием и глубокой устремленностью к какой-либо высокой ценности, когда минуты ожидания превращаются для нас в часы. Нельзя путать с собственно нетерпением эту внутреннюю пылкую тягу к высокой желанной цели — например, стремление увидеться с самым любимым человеком или страстное ожидание замечательного путешествия, начала приносящей радость работы над замыслами, не дающими нам покоя, и т. д. Но и такое внутреннее напряжение не должно полностью управлять нами. Мы должны все отдавать в руки Божьи и говорить: не так, как я хочу, но как Ты хочешь. Однако это внутреннее напряжение само по себе есть нечто позитивное: оно не имеет негативных сторон настоящего нетерпения, оно не является причиной раздражения, гнева и высокомерного возмущения. Оно должно быть преображено и умиротворенно просветлено сознанием того, что достижение цели — это дар Божий. Такое трепетное стремление отличается от настоящего нетерпения уже тем, что оно, во-первых, предполагает в качестве своего объекта какую-нибудь высокую ценность, в то время как нетерпение, как правило, связано с низшими благами, а во-вторых, оно относится к ценностям, реализация которых совершенно не зависит от нас, в то время как нетерпение вызывается преимущественно такими из них, в реализации которых мы можем принять по крайней мере частичное участие. Нетерпеливый главным образом недоволен слишком медленным выполнением своих указаний, отсутствием быстрого эффекта своих действий и пр. В нетерпении заключено недовольство, возмущение относительностью и ограниченностью нашего собственного влияния.
Как мы видим, христианское терпение в той форме, которую оно принимает, когда речь идет о достижении приятного нам, о длительном испытании, о незаполненном времени или о стремлении к истинным ценностям, включает в себя следующее.
Во-первых, терпеливый человек соблюдает правильную иерархию интересов. Даже самые насущные актуальные нужды не могут вытеснить и заглушить его интереса к высшим ценностям. Его интерес к предмету обусловлен только объективной значимостью содержания последнего, а не его динамичным характером, сиюминутной технической нужностью или ярким внешним проявлением. Эмоциональная жизнь терпеливого человека подчинена строгому порядку, соответствующему объективной иерархии ценностей; терпеливый всегда готов покорно нести свой крест, если этого невозможно избежать без ущерба для любви и для долга. Он способен ждать и знает, что, даже если бы он имел все основания упрекнуть другого в том, что тот понапрасну растратил время, — упрек, в котором нет любви, часто является большим злом перед Богом, чем само потерянное время. Инертность и медлительность ближних также принадлежат к тем вещам, которые мы должны с любовью переносить, как и вообще все раздражающее и удручающее нас. Терпеливый человек достигает этого только тогда, когда во всем начинает следить за собой. Он соблюдает дистанцию между собой и своей природой с ее влечениями. Он не теряет habitare secum (самообладания) даже при самом напряженном стремлении к цели. Он не переоценивает значимость объекта только потому, что в данный момент устремлен к нему, но прежде всего он не становится жертвой автономности своих стремлений: такая автономность придает какому-либо содержанию незаслуженный вес из-за одного того, что с этим содержанием связаны наши замыслы.
Во-вторых, он никогда не отдается достижению какой-нибудь частной цели настолько, чтобы забыть о своем долге по отношению к другим людям и видеть только собственные интересы. Он знает, что такая тотальная увлеченность недопустима и что Бог требует от нас сопоставления всех вещей друг с другом и с Ним, Терпеливый человек сознает ту великую несправедливость, которую совершает тот, кто позволяет себе в своей увлеченности достигнуть состояния самозабвения. Он не ставит все на карту, забывая о своих обязанностях перед Богом подобно Летучему Голландцу, который, желая поскорее обогнуть мыс, поставил на карту свою вечность, или подобно Исаву, променявшему свое первородство на чечевичную похлебку.
Даже погрузившись в свои дела, что часто совершенно необходимо, мы не должны выходить из равновесия, если встречаем на своем пути помеху, если результат заставляет себя долго ждать. Истинный христианин при любых обстоятельствах покорен и открыт перед Богом, не теряет habitare secum, поскольку знает, что только «держа себя в руках», сохраняя самообладание, он поддерживает связь с Богом.
Но прежде всего истинный христианин не присваивает себе ложного господства по отношению к мирозданию. Христианское терпение проистекает из religio, из сознания того, что мы — творения Бога, что мы являемся Его собственностью и без Него ничего не можем, в Его руке все наши стремления и результаты. Истинный христианин принимает свою тварную зависимость от Бога и живет ею: «В Твоей руке дни мои» (Пс. 30, 16). Он знает, что Бог является также и господином времени, что Он всему происходящему назначил свой срок и мы должны признать как богоданную реальность промежуток времени между целеполаганием и осуществлением желанной цели: «Всему свое время, и время всякой вещи под небесами» (Екк. 3, 1). Ему чуждо высокомерие, заключающееся в том, что человек игнорирует объективность causae secundae и хочет действовать с помощью простого fiat. Такая форма терпения является столь необходимым, центральным элементом жизни во Христе еще и потому, что в ней содержится специфический ответ на Божье всемогущество, на нашу абсолютную зависимость от Бога; она представляет собой признание нашей тварной ограниченности. Терпеливый пребывает в истине, нетерпеливый же становится жертвой высокомерной иллюзии, когда хотя бы частично пытается подражать в своих действиях Богу. Гораздо выше этой формы терпения другая, связанная с воплощением чего-либо самого по себе ценного, прежде всего относящаяся к расширению Царства Божьего. И здесь во всей своей значительности проявляется второй аспект терпения — настойчивая и непоколебимая устремленность к поставленной Богом цели, несмотря на всю продолжительность ее реализации. Здесь идет речь о ценностях, к осуществлению которых мы должны стремиться со всем неукротимым пылом. Нравственный рост нас самих и других людей, торжество справедливости, распространение истинной веры, обращение и прогресс доверенных нам душ — все это те вещи, к реализации которых мы должны стремиться всеми фибрами нашего существа. При любой сосредоточенности на таких вещах ее всегда будет не хватать. Горе тому, кто питает к ним лишь умеренный интерес! Мы должны гореть этим, здесь должна быть правилом святая неукротимость, ибо «Царство Божье допускает силу». Здесь мы не должны упускать времени. Каким многозначительным был ответ св. апостола Матфея на неумолимый призыв: «Следуй за Мною», — он встал и последовал за Ним (Мф. 9, 9). Также и св. Петр и св. Андрей оставили свои рыбацкие сети, все свои труды и последовали за Ним. Как возвышен порыв св. Антония, который, услышав эти евангельские слова, тут же отправился в пустыню, или — спустя много столетий — сходный порыв св. Франциска! Но даже и в этих случаях было необходимо терпение, являющееся важной составной частью святости. Ибо святое терпение есть ответ на то обстоятельство, что день и час осуществления какого-либо акта — и тем более пожинания плодов нашей деятельности — назначаем не мы, а только Бог.
Мы должны здесь четко различать два случая: во-первых, внутреннее ориентирование на Бога и, во-вторых, действие в нас и в отношении других. Когда прозвучал глас Божий, ответ должен последовать немедленно. На призыв «Следуй за Мною» мы должны сразу же отреагировать безусловным преданием себя в руки Божьи; мы должны безоговорочно сказать: «Се, раба Господня; да будет Мне по слову Твоему». Промедление здесь — грех, оно равносильно отказу. Однако такая безусловная обращенность к Богу еще не означает реализации конкретных актов, которые логически следуют из нее, и в первую очередь не означает деятельности, направленной вовне, апостольского служения.
Мы знаем святых, которые непосредственно после своего обращения делали из него все окончательные выводы. К ним принадлежат, как мы уже видели, св. Франциск и св. отец-пустынник Антоний. Однако здесь имела место особая благодать. Мы же должны хорошенько рассудить, можем ли мы сразу полноценно действовать и не нуждаемся ли мы в предварительном духовном созревании. Бывает и так, что человек перепрыгивает через необходимые ступени, не ожидает конкретных призывов Господа, а в своем чисто природном энтузиазме переоценивает свои силы и хочет предвосхитить многие обязательные действия, которые ему пока еще не по плечу. Многие новообращенные желают сразу же вступить в монашеский орден, хотя не имеют к этому призвания и не отдают себе отчет в последствиях, которые влечет за собой полная преданность Богу. Церковь знает об этой опасности и поэтому назначает период испытания, во время которого человек должен духовно подготовиться к принятию важного решения. Если человек не одарен особой благодатью, то во всех важных делах ему нужно время, чтобы подготовиться, все установки для своего реального и полноценного осуществления должны в течение определенного, иногда весьма долго времени внутренне вызревать. Каждому глубокому «слову» необходима «полнота времени»: только в ней оно может быть реально произнесено. Можно попытаться необдуманно его предвосхитить, но тогда оно прозвучит невнятно, незрело, нереально. Но можно и упустить «час», необходимый этому «слову», и оно по-прежнему будет произноситься чисто формально и останется пустым.
Трогателен рассказ из «Деяний апостолов» о казначее, повелевшем дьякону Филиппу крестить себя; благодаря особой Божьей благодати для него наступил этот важный час, «полнота времени». Церковь в первые века своего существования назначала конфирмантам долгий период перед крещением, в течение которого они должны были пройти необходимые ступени. Также и в наши дни крещению взрослого должно предшествовать определенное время внутреннего созревания. Церковь допускает вначале лишь временный обет, и только по прошествии трех лет — вечный. Также и в случае частных обетов безбрачия она подготавливает последний окончательный шаг с помощью предварительного обета, ограниченного определенным сроком.
Даже и в таких важных внутренних решениях терпение должно быть на первом плане, и мы должны придавать времени то значение, которое оно имеет в человеческой жизни по воле Божьей.
Тем более это касается деятельности, направленной на другие души, — апостольского служения. Как бы ни был велик наш внутренний порыв — безотлагательно передать другим благодатно полученную истину и воспламенить другие души тем огнем, который Христос зажег в нашей душе, мы все же обязаны постоянно сознавать, что плодотворно сеять мы в состоянии только тогда, когда в нас самих в достаточной мере прорастет Божественное семя, когда апостольской деятельности предшествовало некоторое время внутреннего созревания. Конечно, и здесь особая милость Божья все может изменить, но в общем случае «времени говорить» предшествует «время молчать». Апостол Павел, прежде чем начать свою деятельность, после обращения несколько лет пребывал в безмолвии. Да и Сам Сын человеческий выступил публично только после тридцати лет совершенно скрытной жизни, хотя Он, в ком пребывает вся полнота Божественного, не нуждался в периоде созревания; Он дал нам пример богоугодного жизненного ритма. Также и в работе на винограднике Господа мы должны проявлять терпение, несмотря на все наше рвение. Мы должны в глубоком discretio (благоразумно) выжидать момент, когда с Божьего соизволения пробьет час нашей работы в Его вертограде, а не сами в своем природном энтузиазме и нетерпении назначать этот час. Именно здесь — при наличии горячего рвения — терпение является безошибочным пробным камнем, позволяющим определить, живем ли мы все еще собственной природой или уже сверхъестественным. Разумеется, мы не обязательно должны связывать наши решительные действия с тем моментом, когда окружающий мир способен к восприятию; бывают случаи, когда мы должны говорить правду «во время и не во время», по слову ап. Павла. Но и тогда нас не должно покидать терпение, ибо он же дальше продолжает: «...обличай, запрещай, увещавай со всяким долготерпением и назиданием» (2 Тим. 4, 2).
Но еще важнее терпение, связанное с прорастанием семени, которое мы должны сеять в вертограде Божьем. Паскаль говорит: «Христос желает, чтобы мы вместе с Ним не побеждали, а боролись». Мы должны смиренно воздерживаться от того, чтобы самим определять, когда произойдет столь желанное распространение Царства Божьего; хотя и следует делать все для того, чтобы оно наступило, мы должны предоставить самому Богу решать, когда оно наступит. Даже когда речь идет об угодном Богу, ради выполнения которого мы должны сжигать себя, мы все равно будем повторять: «Впрочем не как я хочу, но как Ты». Св. Доминик в начале своего подвижничества жил много лет среди альбигойцев и при этом не обратил ни одного из них. Но он не проявил нетерпения и не пал духом. Он не отказался от своего служения. Под конец своей жизни он мог насчитать шестьдесят тысяч человек, обращенных им и его духовными сыновьями. Здесь полностью раскрывается второй аспект терпения, упорство, постоянство в усердии на протяжении всего времени, настойчивость.
Мы снова сталкиваемся здесь с уже отмеченным нами фактом, заключающимся в том, что только на уровне сверхъестественного обнаруживается органическая взаимосвязь установок, кажущихся несовместимыми. Чем ближе мы к Богу, тем в большей степени достигается в нас coincidentia oppositorum (примирение противоположностей). Только в Христе способны мы объединить обе эти установки: жажду правды и святое терпение. В сфере естественного невозможно отделить рвение от нетерпения. У святых мы видим обратную картину — с одной стороны, они повторяют вместе с апостолом: «Любовь Христова понуждает нас» и откликаются на слова Христа: «Огонь пришел Я низвесть на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!» (Лк. 12, 49), а с другой стороны, в святом терпении, умиротворенно ожидают того момента, когда по воле Божьей их деятельность принесет плоды. В святом терпении заключен ответ на то, что один Господь Бог может взрастить посев и что человек и здесь, в этой высшей сфере деятельности, при всей благодатной помощи, не может сделать большего, чем создать условия — разбросать семена, полученные им от Бога: «Я насадил, Аполлос поливал, но возрастил Бог» (1 Кор. 3, 6).
Святое терпение является последним словом передачи себя Богу и поэтому — формой «само-обладания». Ибо мы владеем собой в той мере, в какой без остатка предаемся Богу. В терпении заключается последняя фаза умирания для себя, вступление в мир Христов, превосходящий все понятия: «Терпением вашим спасайте души ваши».
В святом терпении мы становимся детьми Того, Кто в непостижимом долготерпении «посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф. 5, 45) и не вырывает плевелы, а лишь при жатве отделяет их от пшеницы. В этом проявляется родственность терпения sapientia и contemplatio (мудрости и созерцательности). Ведь, подобно тому как человек в мудром созерцании все рассматривает в Божественной перспективе и только при таком рассмотрении полностью проявляются красота и глубинное содержание всех вещей, точно так же и в терпении мы специфическим образом позволяем «действовать Богу», позволяем всему развиваться в соответствии с высшим промыслом и отдаем Богу «Богово».
Святое терпение есть плод веры, надежды и любви: той веры, которая учит нас, что Бог, абсолютный Господь, является также и Господином времени, что Он один может определить всему свой час, что также и успех угодных Ему дел мы должны предоставить решать Ему самому и что мы должны верить в возможность успеха даже тогда, когда, с нашей точки зрения, нам не на что опереться, — мы должны, таким образом, подготавливать своими делами приход Царства Божьего даже тогда, когда это кажется нам совершенно бесперспективным. Святое терпение есть плод той надежды, которая не покидает нас при долгом отсутствии успеха, при любой неудаче, которая contra spem (вопреки всему) всего ожидает от доброты Того, для Кого «нет невозможного». Святое терпение есть, наконец, плод той любви, которой мы превыше всего любим Бога и Его святую волю и которая, невзирая на любую неудачу в работе на Его винограднике, не позволяет препираться с Ним или отказываться от работы. Прежде же всего плодом любви, которая, по слову an. Павла «всему верит, всего надеется, все переносит», является тот аспект терпения, который мы назвали настойчивостью, — благодаря ей мы несмотря ни на что остаемся неизменно преданны Царству Божьему.
А плодами святого терпения являются кротость и тот душевный покой, «который не может дать мир». Итак, мы видим, что терпение представляет собой одну из тех главных установок христианина, которые характеризуют его существование in statu viae и к тому же учитывают сущность посюстороннего как status viae. Дело обстоит так, во-первых, потому, что терпением мы не только подтверждаем нашу тварность и конечность, но и даем специфический ответ на богоугодное значение времени, которое является существенным конституентом status'a viae и составляет смысл этого состояния, как такого, «которое преходит», в отличие от вечности.
А во-вторых, терпение как умение ждать, не падать духом в работе на Божьей ниве, как настойчивое прохождение через все испытания в надежде на вечность есть главное условие достижения блаженства. Терпение — это не только необходимая добродетель, оно и формально связано с ситуацией «status viae» и с оппозицией посюстороннего и вечного. Великий смысл имеют таинственные слова Господа о терпении: «Терпением вашим спасайте души ваши». Только терпеливый может в пучине разочарований, в немощи, сознавая, как узок путь спасения, держаться unum necessarium (единственно необходимого) с богоугодной настойчивостью, с жертвенностью не только не ослабевающей, но и постоянно возрастающей. Только в нем в течение всей жизни будет гореть никогда не утихающая на земле страсть к правде, которая есть Христос, никогда не гаснущий огонь, зажечь который и пришел Господь в этот мир. Только терпеливый, живущий Христом, может все выдержать до конца: «Терпением вашим спасайте души ваши».
