Перевод книги Дж. К. Роулинг «Гарри Поттер и Дары Смерти»

ГПиDH

Глава восьмая

Свадьба

Дата последней редакции:  26.07.2007
Переводчик:  loony_spectre
Бета:  Иллюминати
Гамма:  


В три часа пополудни Гарри, Рон, Фред и Джордж стояли у огромного белого шатра в саду, ожидая прибытия гостей на свадьбу. Гарри принял большую дозу оборотного зелья и теперь был неотличим от рыжего маггловского мальчика из местной деревни Оттэри Сент-Кэтчпоул (Фред украл его волосы призывным заклинанием). План был таким: представить Гарри как «кузена Барни» и надеяться, что он останется незамеченным среди многочисленной родни Уизли.

У всех четверых были списки гостей, с помощью которых они могли проводить прибывших на их места. Толпа официантов в белых мантиях явилась часом раньше вместе с разодетыми в золотое оркестрантами. Все эти волшебники сейчас сидели неподалеку под деревьями. Гарри видел, как над ними клубился голубоватый дым из трубок.

Позади Гарри, внутри шатра, виднелись ряды хрупких золотых стульев, стоявших по обеим сторонам длинного пурпурного ковра. Стойки шатра были оплетены белыми и золотистыми цветами. Фред и Джордж привязали огромную связку золотых воздушных шаров прямо над тем местом, где Билл и Флер вскоре должны были стать мужем и женой. Снаружи над травой и живой изгородью лениво кружили бабочки и пчелы. Гарри чувствовал себя неуютно. Мальчик-маггл, чей облик он принял, был полнее его, так что парадная мантия немного жала, да и жарковато в ней было в разгар дня.

– Когда я женюсь, – сказал Фред, дергая воротник своей мантии, – я не буду устраивать никакой торжественной чепухи. Вы все сможете прийти в чем хотите, а маму я до конца свадьбы продержу под парализующим заклятием.

– Ну, вообще, сегодня она была не так уж и плоха, – ответил Джордж. – Немного поплакала, что Перси не смог прийти, но кому он, в конце концов, нужен? Ой, черт возьми – начинаем вести себя прилично, вон они идут!

Фигуры в ярких одеждах по одной возникали в дальнем конце двора. Через пару минут процессия медленно поползла в сторону шатра. Экзотические цветы и зачарованные птицы трепетали на шляпах женщин, галстуки многих мужчин были украшены дорогими камнями; гул возбужденных голосов становился все громче, постепенно заглушив даже жужжание пчел.

– Отлично, мне кажется, я вижу несколько вейл – кузин Флер, – сказал Джордж, вытянув шею. – Им понадобится помощь, чтобы разобраться в наших английских обычаях. Я присмотрю за ними…

– Не так быстро, ваше безухопреподобие, – возразил Фред и, проскочив мимо группки болтавших о чем-то ведьм средних лет, возглавлявшей процессию, обратился к парочке прелестных девочек-француженок: - Permittez-moi, милые барышни, assister vous.

Те захихикали, но позволили Фреду проводить их внутрь. Джорджу пришлось иметь дело с ведьмами-сплетницами, Рон взял на себя Перкинса, старого коллегу мистера Уизли по министерству, а Гарри досталась какая-то старая глуховатая парочка.

– Салют! – произнес знакомый голос, когда Гарри вышел из палатки и увидел во главе очереди Люпина и Тонкс. Тонкс по такому случаю решила стать блондинкой. – Артур сказал нам, что кудрявый мальчик – это ты. Извини, что все так вышло прошлой ночью, – шепотом добавила она, когда Гарри вел их по проходу. – Министерство сейчас агрессивно настроено против оборотней, и мы посчитали, что от нашего присутствия будет только хуже.

– Да все в порядке, я понимаю, – сказал Гарри, обращаясь больше к Люпину, чем к Тонкс. Люпин улыбнулся, но, когда они с Тонкс отвернулись, Гарри успел заметить, как лицо Люпина снова стало печальным; он не понял, почему, но сейчас не было времени над этим раздумывать: Хагрид, не разобравшись в указаниях Фреда, сел не на увеличенный и укрепленный с помощью заклинаний стул в заднем ряду, а на пять обычных, которые после этого стали больше всего похожи на большую груду золотых спичек.

Пока мистер Уизли чинил стулья, а Хагрид громко извинялся перед всеми, кто его слушал, Гарри снова поспешил к входу, где обнаружил Рона лицом к лицу с волшебником весьма эксцентричного вида. Он был немного косоглазым, с белыми волосами до плеч, похожими по виду на сахарную вату; одет он был в колпак, кисточка которого свисала перед его носом, и невыносимо яркую мантию цвета яичного желтка. Странная подвеска, больше всего похожая на треугольный глаз, поблескивала на золотой цепочке на его шее.

– Ксенофилиус Лавгуд, – сказал он, протягивая руку Гарри. – Мы с дочкой живем вон там, за холмом; я очень благодарен дорогим Уизли, что они пригласили нас. Мне кажется, вы знакомы с моей Луной? – добавил он, обращаясь к Рону.

– Да, – ответил Рон. – А она не с вами?

– Она задержалась в этом очаровательном садике, чтобы поздороваться с гномами – такими славными паразитами! Как мало волшебников понимают, сколь многому мы можем научиться у мудрых маленьких гномов – или, как их правильно называть, Гернумбли Гарденси.

– Наши гномы знают кучу великолепных ругательств, – сказал Рон, – но, думаю, они научились им у Фреда и Джорджа.

Рон проводил в шатер группу колдунов, а к входу в это время подбежала Луна.

– Привет, Гарри! – сказала она.

– Э-э-э… меня зовут Барни, – в замешательстве ответил Гарри.

– О, ты и имя изменил? – весело спросила Луна.

– Как ты узнала…

– О, по выражению лица, – ответила она.

Как и отец, Луна была в ярко-желтой мантии, а в волосы вплела большой подсолнух. Если не обращать внимания на яркие цвета, убранство Луны можно было бы назвать красивым; по крайней мере, на этот раз ее уши не украшали серьги-редиски.

Ксенофилиус, погруженный в разговор с каким-то знакомым, не услышал реплик Луны и Гарри. Попрощавшись с собеседником, он повернулся к дочери; та подняла палец и сказала:

– Папа, смотри – один из гномов укусил меня!

– Великолепно! Слюна гномов приносит большую пользу! – воскликнул мистер Лавгуд, аккуратно взяв Луну за палец и осмотрев следы от укуса. – Луна, любовь моя, если ты сегодня внезапно почувствуешь в себе расцвет нового таланта – например, неожиданное желание спеть оперную арию или прочитать стихи на языке русалок, – не сопротивляйся ему! Это, возможно, подарок Гернумбли!

Проходивший мимо Рон громко фыркнул.

– Рон может смеяться, – безмятежно сказала Луна, когда Гарри вел ее и Ксенофилиуса к предназначенным для них местам, – но мой отец проводил обширные исследования магии Гернумбли.

– Очень интересно, – пробормотал Гарри, давным-давно решивший не спорить с эксцентричными взглядами Луны и ее отца. – Но ты уверена, что не хочешь как-нибудь обработать рану?

– О, все нормально, – ответила Луна, мечтательно посасывая укушенный палец и оглядывая Гарри сверху донизу. – Ты хорошо выглядишь. Я сказала папе, что большинство придет в парадных мантиях, но он считает, что на свадьбу нужно приходить в солнечных цветах – на удачу, понимаешь?

Когда она ушла вслед за отцом, снова появился Рон; старая волшебница крепко держала его за руку. Ее большой нос, глаза с красной каймой и шляпа из розовых перьев делали ее похожей на раздраженного фламинго.

– …а твои волосы слишком длинные, Рональд, мне даже на секунду показалось, что ты Джиневра. Мерлинова борода, во что одет Ксенофилиус Лавгуд? Он похож на яичницу! А ты кто такой? – рявкнула она на Гарри.

– А, тетя Мюриэл, это наш кузен Барни.

– Еще один Уизли? Вы плодитесь, как гномы! А Гарри Поттера нет? Я надеялась его увидеть. Мне казалось, он твой друг, Рональд, или же ты просто хвастался?

– Нет… он не смог прийти…

– Хм-м. Нашел какую-нибудь причину, да? Не такой он бестолковый тогда, как выглядит на газетных фотографиях. Я только что учила невесту, как правильно носить мою диадему, – крикнула она Гарри. – Гоблинской работы, уже много столетий принадлежит моей семье. Она, конечно, красивая девочка, но все же… француженка. Так-так, найди мне хорошее место, Рональд. Мне уже сто семь лет, ноги не те, что в молодости…

Рон многозначительно посмотрел на Гарри, проходя мимо, и на какое-то время пропал. К тому времени, как они снова встретились у входа, Гарри успел проводить дюжину людей к своим местам. Шатер был уже почти полон, а перед входом наконец-то не стояла очередь.

– Мюриэл – просто кошмар, – сказал Рон, утирая лоб рукавом. – Раньше она приезжала к нам каждое Рождество, а потом, слава Богу, обиделась, потому что Фред и Джордж за обедом взорвали навозную бомбу под ее стулом. Папа всегда говорил, что она за это вычеркнет их из завещания – как будто это им интересно, они же такими темпами скоро станут самыми богатыми из всей нашей родни… Ух ты, – добавил он, увидев, что к ним спешит Гермиона. – Ты выглядишь здорово!

– Всегда это тебя удивляет! – с улыбкой парировала Гермиона. На ней было воздушное сиреневое платье и туфельки на высоком каблуке, волосы аккуратно уложены. – Твоя двоюродная бабушка, впрочем, не согласна. Я встретила ее наверху, когда она отдавала Флер диадему. Она сказала: «О господи, это та магглорожденная девица?», а потом: «Плохая осанка и тощие лодыжки».

– Не принимай близко к сердцу, она всем грубит, – сказал Рон.

– Болтаете о Мюриэл? – спросил Джордж, вместе с Фредом выходя из шатра. – Да, она мне только что сказала, что мои уши растут как-то однобоко. Старая перечница. Жалко, правда, что с нами нет больше старого дядюшки Билиуса – на свадьбах с ним всегда было весело.

– Это не он увидел Грима и через день умер? – спросила Гермиона.

– Ну, да, ближе к концу жизни он стал странноват, – признался Джордж.

– Но до того как он сбрендил, он был душой любой вечеринки, – сказал Фред. – Бывало, он выпивал целую бутылку огневиски, выскакивал на танцпол, задирал мантию и начинал вытаскивать букеты цветов у себя из…

– Да, похоже, он был действительно очарователен, – проговорила Гермиона; Гарри давился от смеха.

– Почему-то так и не женился, – сказал Рон.

– Рон, ты меня изумляешь!

Они так хохотали, что не заметили припозднившегося гостя – темноволосого молодого человека с длинным крючковатым носом и плотными темными бровями, – пока тот не протянул приглашение Рону и не обратился к Гермионе:

– Ти прекрасно виглядишь.

– Виктор! – вскричала она и выронила свою маленькую, украшенную бисером сумочку. Та рухнула на землю с неожиданно громким для своих размеров стуком. Наклонившись, чтобы подобрать ее, Гермиона смущенно сказала: – Я не знала, что ты… о, господи… так рада тебя видеть… как дела?

Уши Рона снова стали пунцовыми. Прочитав приглашение Крама с таким видом, будто не верит ни одному слову, он нарочито громко спросил:

– Откуда ты взялся?

– Флер пригласила мене, – ответил Крам, удивленно подняв брови.

Гарри, не испытывавший, в отличие от Рона, к Краму никакой неприязни, пожал ему руку; затем, понимая, что благоразумнее всего будет побыстрее увести Крама подальше от Рона, предложил проводить его до кресла.

– Твой друг не рад видеть мене, – сказал Крам, когда они прошли в заполненный шатер. – Или он сродник те? – добавил он, посмотрев на кудрявые рыжие волосы Гарри.

– Кузен, – пробормотал Гарри, но Крам его и не слушал. Его появление вызвало переполох, особенно среди вейл. В конце концов, он был знаменитым игроком в квиддич. Пока люди вытягивали шеи, стараясь получше его рассмотреть, Рон, Гермиона, Фред и Джордж торопливо подбежали к Гарри.

– Пора садиться, – сказал Фред, – или нас сейчас переедет кортеж невесты.

Гарри, Рон и Гермиона сели во второй ряд, позади Фреда и Джорджа. Гермиона краснела, уши Рона по-прежнему были пунцовыми.

– Ты заметил, что он отрастил какую-то глупую бородку? – спросил он Гарри после недолгого молчания. Гарри что-то неразборчиво проворчал в ответ.

Шатер наполнялся тревожным ожиданием. Негромкие разговоры иногда прерывались взрывами хохота. По ковру прошли мистер и миссис Уизли, улыбаясь и махая родственникам. На миссис Уизли была новенькая мантия аметистового цвета и такого же цвета шляпка.

Затем у входа появились Билл и Чарли, оба в парадных мантиях с большими белыми розами в петлицах. Фред присвистнул от восхищения; кузины-вейлы захихикали. Затем все замолчали; откуда-то – похоже, из золотистых воздушных шаров – зазвучала музыка.

– О-о-о! – произнесла Гермиона, разворачиваясь в кресле, чтобы увидеть вход.

Все присутствовавшие в шатре волшебники и волшебницы ахнули, когда вошли месье Делакур и Флер. Флер словно скользила по ковру, а сияющий месье Делакур едва ли не подпрыгивал. На Флер было простое белое платье, но от нее точно исходило мощное серебристое сияние. Обычно это сияние просто затмевало любого, кто оказывался рядом с Флер, но сегодня эти лучи словно передавали ее красоту всем присутствующим. Джинни и Габриэль, обе в золотых платьях, выглядели даже прелестнее, чем обычно, а когда Флер подошла к Биллу, показалось, что тот никогда и не встречал Фенрира Грейбэка.

– Дамы и господа, – произнес слегка монотонный голос, и Гарри, слегка шокированный, увидел рядом с Биллом и Флер того же низкого волшебника с клочковатыми волосами, который произносил речь на похоронах Дамблдора. – Мы собрались сегодня здесь, чтобы отпраздновать единение двух преданных душ…

– Да, моя диадема очень хорошо подошла, – довольно громко прошептала тетя Мюриэл. – Но, должна заметить, на платье Джиневры слишком уж глубокий вырез.

Джинни с улыбкой огляделась вокруг, подмигнула Гарри, затем снова посмотрела вперед. Мысли Гарри унеслись далеко от шатра – к вечерам, проведенным наедине с Джинни в уединенных местах школьной территории. Казалось, это было так давно; Гарри всегда казалось, что все было слишком хорошо, чтобы быть настоящим – словно он воровал прекраснейшее время из жизни нормального человека, человека, у которого не было на лбу шрама в виде молнии…

– Согласен ли ты, Уильям Артур, взять в жены Флер Изабель…

В первом ряду миссис Уизли и мадам Делакур тихо всхлипывали, спрятав лица в кружевных платочках. Откуда-то из глубины шатра послышались трубные звуки – это Хагрид достал один из своих платков размером с хорошую скатерть. Гермиона повернулась и украдкой взглянула на Гарри; ее глаза тоже были полны слез.

– …пока смерть не разлучит вас.

Волшебник с клочковатыми волосами взмахнул палочкой над головами Билла и Флер, и на них посыпались серебристые звезды, окружив обнявшихся влюбленных. Когда Фред и Джордж зааплодировали, золотистые воздушные шары лопнули. Райские птицы и маленькие золотые колокольчики вылетели и выплыли из них, и к шуму добавились птичьи трели и мелодичный перезвон.

– Леди и джентльмены! – воскликнул волшебник с клочковатыми волосами. – Встаньте, пожалуйста! Все поднялись со своих мест, тетя Мюриэл при этом громко заворчала; волшебник снова взмахнул палочкой. Кресла поднялись в воздух, а матерчатые стены шатра исчезли, так что все оказались под большим навесом, который поддерживали золотые шесты. Открылся великолепный вид на освещенный солнцем фруктовый сад и окружающую его живописную местность. Затем прямо в центре тента возник бассейн из расплавленного золота; затвердев, он превратился в блистающую танцплощадку. Парившие кресла сами расставились вокруг маленьких столиков, накрытых белыми скатертями, затем на сцену прошли оркестранты в золотых мантиях.

– Здорово, – с уважением проговорил Рон. Со всех сторон появились официанты; одни несли серебряные подносы с тыквенным соком, сливочным пивом и огневиски, у других же в руках были пирожные и бутерброды.

– Мы должны поздравить их! – сказала Гермиона, поднявшись на цыпочки, чтобы разглядеть Билла и Флер, со всех сторон окруженных гостями.

– У нас и потом будет время, – пожал плечами Рон, схватив три сливочных пива с ближайшего подноса и передав одно Гарри. – Гермиона, давай найдем свободный столик… Не здесь! Как можно дальше от Мюриэл!..

Рон прошел по пустовавшей пока золотой площадке, постоянно оглядываясь; Гарри был уверен, что он высматривает Крама. Когда они добрались до другой стороны шатра, большинство столиков было уже занято. За одним из них в одиночестве сидела Луна.

– Можно нам присоединиться? – спросил Рон.

– О, да, – радостно ответила она. – Папа пошел дарить Биллу и Флер наш подарок.

– И что это за подарок, пожизненный запас лирных корней? – спросил Рон.

Гермиона попыталась пнуть его под столом, правда, попала при этом в Гарри. У того от боли даже слезы на глазах выступили, и на несколько секунд он потерял нить разговора.

Оркестр заиграл. Билл и Флер вышли на танцплощадку первыми под общие аплодисменты. Вскоре мистер Уизли пригласил на танец мадам Делакур, за ними последовали миссис Уизли и отец Флер.

– Мне нравится эта песня, – сказала Луна, покачиваясь под ритм вальса; затем она вскочила и скользнула на танцплощадку, где начала крутиться на месте, закрыв глаза и размахивая руками.

– Она классная, правда? – восхищенно сказал Рон. – У нее такой хороший вкус…

Но улыбка тут же исчезла с его лица: на место, оставленное Луной, сел Виктор Крам. Гермиона выглядела взволнованной, но Крам на этот раз пришел не для того, чтобы делать ей комплименты. Нахмурившись, он спросил:

– Что ето за человек в желтом?

– Это Ксенофилиус Лавгуд, он отец нашей подруги, – сказал Рон. По его агрессивному тону можно было понять, что они не собираются смеяться над Ксенофилиусом, несмотря на явную провокацию. – Пойдем, потанцуем, – неожиданно добавил он, обращаясь к Гермионе.

Гермиону это предложение застигло врасплох, но в то же время оно ей понравилось. Они с Роном поднялись и растворились среди танцующих пар.

– А, оне тепер вместе? – спросил враз расстроившийся Крам.

– Ну… да, вроде того, – сказал Гарри.

– Как тебе зват? – спросил Крам.

– Барни Уизли.

Они пожали друг другу руки.

– Ти, Барни… ти знаешь етого Лавгуда хорошо?

– Нет, только сегодня с ним познакомился. А что?

Крам сердито посмотрел на Ксенофилиуса поверх своей бутылки; тот разговаривал с несколькими колдунами с другой стороны танцплощадки.

– А то, – ответил Крам, – что если би он не бил гост Флер, я бы прямо сейчас визвал его на дуел за то, что он носит на груди етот грязний знак!

– Знак? – переспросил Гарри, тоже посмотрев на Ксенофилиуса. Странный треугольный глаз светился на его груди. – Почему? Что с ним такого?

– Гринделвалд. Той знак Гринделвалда.

– Гриндельвальд… Темный волшебник, которого победил Дамблдор?

– Он самий.

Крам сжал челюсти, словно пытался что-то прожевать, затем сказал:

– Гринделвалд убивши много людей, например, моего деда. Конечно, он никогда не бях силен в етой стране, говорят, он боявши се Дамблдора – и правилно, ми знаем, как его живот закончивши се. Но той, – он показал пальцем на Ксенофилиуса, – той его емблема, я сразу ее узнавши. Гринделвалд вирезавши ее на стене Дурмштранга, когда там учивши се. Некоторие идиоти рисовавши ее на книгах и одеже, хотевши удивит, показат себя – до тех пор, пока те, у кого Гринделвалд убил сродников, не переубедили их.

Крам угрожающе хрустнул пальцами и метнул взгляд в Ксенофилиуса. Гарри был совершенно сбит с толку. Было совершенно невероятно, что отец Луны занимался темными искусствами, да и никто в шатре больше не узнал этот треугольный, похожий на руну символ.

– А ты… э-э-э… точно уверен, что это знак Гриндельвальда?..

– Я не погрешен, – холодно произнес Крам. – Я несколко лет ходивши мимо этого знака, я хорошо его знаю.

– Ну, есть вероятность, – сказал Гарри, – что Ксенофилиус и не знает, что значит этот символ. Лавгуды, они немного… необычные. Он мог просто где-то его подобрать и решить, что это голова мяторогого храпса в профиль или еще что-нибудь такое…

– Голова чего в профил?

– Ну, я не знаю, что это такое, но он с дочерью на каникулах отправляется на их поиски…

Гарри показалось, что он так толком ничего и не рассказал о Луне и ее отце.

– Вот она, – сказал он, показав на Луну, все еще танцевавшую в одиночестве и размахивавшую руками вокруг головы, словно пытаясь отогнать каких-то мошек.

– Зачем она так делает? – спросил Крам.

– Наверное, хочет отогнать раксперта, – сказал Гарри, узнавая знакомые симптомы.

Крам, похоже, не понимал, смеется ли над ним Гарри или говорит серьезно. Он достал из-под мантии волшебную палочку и грозно постучал ей по ноге; из палочки полетели искры.

– Грегорович! – громко воскликнул Гарри. Крам вздрогнул, но Гарри был слишком взвинчен, чтобы заметить это; при виде палочки Крама он вспомнил, как Олливандер брал ее и тщательно проверял перед началом Тремудрого турнира.

– Что такое? – подозрительно спросил Крам.

– Он делает палочки!

– Я знаю, – сказал Крам.

– Он сделал твою палочку! Вот почему я подумал… Квиддич…

Крам выглядел все более подозрительным.

– Откуда ти знаешь, что Грегорович сделавши мою палочку?

– Я… я где-то это прочитал, по-моему, – сказал Гарри. – В… в фанатском журнале, – отчаянно соврал он, и Крам немного успокоился.

– А я и не помню, что говоривши о моей палочке с поклонниками, – сказал он.

– Ну… и… где сейчас Грегорович?

Крам был озадачен.

– Он ушедши на пенсию несколко лет назад. Я бях один из последних, кто купил палочку Грегоровича. Это лучшие палочки – хотя я знаю, конечно, что ви, британци, предпочитаете Олливандера.

Гарри не ответил. Он притворился, что наблюдает за танцорами, как и Крам, и глубоко задумался. Волдеморт искал знаменитого мастера по волшебным палочкам, и Гарри даже не пришлось искать причины. Скорее всего, из-за того, что палочка Гарри сделала в ночь, когда Волдеморт гнался за ним в небесах. Волшебная палочка из остролиста и пера феникса взяла верх и над чужой палочкой, а этого Олливандер либо не ожидал, либо не понимал. Может быть, Грегорович знал больше? Может быть, он действительно более умелый мастер, чем Олливандер, и знает такие тайны волшебных палочек, о которых Олливандер и не подозревал?

– Ета млада жена симпатична, – сказал Крам, возвращая Гарри в окружающий мир. Виктор показывал на Джинни, которая только что присоединилась к Луне. – Она тоже твоя сродница?

– Да, – сказал Гарри, внезапно почувствовав раздражение, – и она гуляет кое с кем. Очень ревнивый, здоровый такой парень. Лучше не встречаться с ним в темном переулке.

Крам заворчал.

– Защо, – сказал он, опустошив свой кубок и встав из-за стола, – играт в сборной по квиддичу, если все симпатични девойки гуляют с другими?

Он ушел, оставив Гарри за столом одного. Гарри взял у проходившего мимо официанта сэндвич и аккуратно обошел заполненную танцплощадку. Он хотел найти Рона, чтобы сказать ему о Грегоровиче, но Рон танцевал с Гермионой где-то в самом центре площадки. Гарри оперся об один из золотых шестов и, пытаясь не чувствовать обиды за обещание, данное Рону, посмотрел на Джинни, танцевавшую с приятелем Фреда и Джорджа Ли Джорданом.

Гарри никогда раньше не бывал на свадьбах, так что не мог сравнить, насколько свадьбы волшебников отличались от маггловских, хотя он был точно уверен в том, что на последних не подают ни тортов, украшенных двумя фениксами, которые взлетают, когда торт начинают резать, ни бутылок шампанского, самостоятельно парящих в воздухе. Когда наступил вечер, и мотыльки стали кружить под навесом, который теперь освещали золотые лампы, пирушка стала становиться все развязнее. Фред и Джордж уже давно ушли куда-то в темноту с кузинами Флер; Чарли, Хагрид и толстенький волшебник в старомодной шляпе затянули в углу песню «Герой Одо».

Пытаясь отвязаться от подвыпившего дядюшки Рона, который все спрашивал и спрашивал, не его ли Гарри сын, Гарри заметил старого волшебника, в одиночестве сидевшего за столом. Копна седых волос, делавшая его похожим на старый одуванчик, была увенчана попорченной молью феской. Он казался смутно знакомым. Гарри напряг память и неожиданно понял, что это Эльфиас Дож, член Ордена Феникса и автор некролога Дамблдора.

Гарри подошел к нему.

– Можно присесть?

– Конечно, конечно, – сказал Дож высоким, сиплым голосом.

Гарри наклонился ближе.

– Мистер Дож, я Гарри Поттер.

Дож открыл рот от удивления.

– Мой дорогой мальчик! Артур сказал мне, что ты здесь, но замаскирован… я так рад, это такая честь!

Дож нервным движением налил Гарри шампанского.

– Я подумывал о том, чтобы написать тебе, – шепнул он, – после Дамблдора… это был шок… и для тебя тоже, я уверен…

Маленькие глазки Дожа внезапно наполнились слезами.

– Я видел некролог, который вы написали для «Ежедневного пророка», – сказал Гарри. – Я и не подозревал, что вы так хорошо знали профессора Дамблдора.

– Так же хорошо, как и все, – ответил Дож, утерев глаза салфеткой. – Конечно же, я знаю его дольше всех, если не считать Аберфорта… а Аберфорта почему-то никто никогда не считает.

– Раз уж заговорили о «Ежедневном пророке»… не знаю, читали ли вы, мистер Дож?..

– О, прошу, зови меня Эльфиас, милый мальчик.

– Эльфиас, вы читали интервью, которое Рита Скитер дала о Дамблдоре?

Лицо Дожа побагровело.

– О да, Гарри, я читал его. Эта женщина – или стервятница, если называть вещи своими именами, – постоянно донимала меня, пытаясь добиться интервью. Жаль это говорить, но я в конце концов ей нагрубил и обозвал назойливой дурой, и в результате, как ты знаешь, она меня оклеветала, назвав сумасшедшим.

– Ну, в этом интервью, – продолжил Гарри, – Рита Скитер намекнула, что профессор Дамблдор в молодости занимался темными искусствами…

– Не верь ни единому слову! – тут же ответил Дож. – Ни слову, Гарри! Пусть ничто не запятнает твою память об Альбусе Дамблдоре!

Гарри посмотрел на выражавшее искреннюю боль лицо Дожа, но чувствовал скорее разочарование, чем уверенность. Дож действительно считал, что все так просто, и Гарри может просто решить не верить? Дож что, не понимал, что Гарри хотел быть полностью уверенным, хотел знать все?

Возможно, Дож понял чувства Гарри – он торопливо продолжил:

– Гарри, Рита Скитер – ужасная…

Его прервал чей-то пронзительный смешок.

– Рита Скитер? О, я ее обожаю, всегда читаю ее статьи!

Гарри и Дож, повернувшись, увидели тетю Мюриэл. На ее шляпке покачивались перья, в руках она держала бокал шампанского.

– Она написала книгу о Дамблдоре, вы знаете?

– Здравствуй, Мюриэл, – сказал Дож. – Да, мы только что обсуждали…

– Эй, ты! Дай мне свой стул, мне сто семь лет!

Еще один рыжий кузен Уизли испуганно вскочил со своего места. Тетя Мюриэл с неожиданной для своего возраста силой схватила стул, повернулась и приставила его к столу Дожа и Гарри.

– Еще раз привет, Барри, или как там тебя зовут, – сказала она Гарри. – Что ты там говорил о Рите Скитер, Эльфиас? Слышал, она написала биографию Дамблдора? Я жду не дождусь, когда смогу ее прочитать! Обязательно закажу ее в «Флориш и Блоттс».

Дож мрачно посмотрел на нее; тетя Мюриэл опустошила свой бокал, щелкнула костлявыми пальцами, и проходивший мимо официант тут же заменил его. Она сделала еще один большой глоток шампанского, рыгнула, затем продолжила:

– Да что вы надулись, как жабы? До того, как Альбус стал уважаемым, респектабельным и все такое, о нем ходили о-о-очень веселые слухи!

– Нападки, основанные на ложной информации, – возразил Дож, снова багровея.

– Я знала, что ты так скажешь, Эльфиас, – хихикнула тетя Мюриэл. – Я заметила, как ты ловко обошел все скользкие моменты в своем некрологе!

– Мне жаль, что ты так думаешь, – уже более холодно сказал Дож. – Я уверяю тебя, что писал от чистого сердца.

– Ох, да все мы знаем, что ты почитатель Дамблдора. Посмею даже заявить, что ты по-прежнему будешь считать его святым, даже если окажется, что это он убил свою сестрицу-сквиба!

– Мюриэл! – воскликнул Дож.

Гарри почувствовал в груди холод, явно не имевший отношения к шампанскому со льдом.

– Что вы имеете в виду? – спросил он у Мюриэл. – Кто сказал, что его сестра была сквибом? Я думал, она просто сильно болела…

– Неправильно ты, получается, думал, Барри! – сказала Мюриэл, похоже, довольная впечатлением, которое произвели ее слова. – Да и откуда тебе знать что-то об этом! Это все случилось за много-много лет до твоего рождения, дорогой, а правда состоит в том, что те из нас, кто жил в те времена, так и не узнали, что в действительности произошло. Вот почему я так хочу узнать, что раскопала Скитер. Дамблдор долго скрывал свою сестру, очень долго!

– Неправда! – просипел Дож. – Абсолютная неправда!

– Он никогда мне не говорил, что его сестра была сквибом, – брякнул Гарри, все еще чувствуя холод.

– А почему он должен был рассказать об этом тебе? – проскрипела Мюриэл, покачнувшись на стуле и попытавшись сфокусировать взгляд на Гарри.

– Причина, по которой Альбус никогда не говорил об Ариане, – эмоционально начал Эльфиас, – очень проста. Он был так опечален ее смертью…

– Почему никто никогда ее не видел, Эльфиас? – завопила Мюриэл. – Почему половина из нас даже не знала о ее существовании до тех пор, пока из дома не вынесли гроб с ее телом? Где был твой праведный Альбус, когда Ариана была заперта в подвале? Выделывался в Хогвартсе, абсолютно не интересуясь тем, что творится у него дома!

– Что вы имеете в виду – «заперта в подвале»? – спросил Гарри. – Что это значит?

Лицо Дожа было жалким. Тетушка Мюриэл снова хихикнула и ответила Гарри.

– Мать Дамблдора была ужасающей женщиной, просто ужасающей. Магглорожденной, хотя и притворялась, что это не так…

– Да никем она не притворялась! Кендра была прекрасной женщиной, – печально прошептал Дож, но тетушка Мюриэл не обратила на него внимания.

– …гордой и очень властной, из тех ведьм, для которых родить сквиба – величайшее оскорбление…

– Ариана не была сквибом! – просипел Дож.

– Хорошо, но раз так, Эльфиас, объясни, пожалуйста, почему она не училась в Хогвартсе? – сказала тетя Мюриэл, затем снова повернулась к Гарри. – В наше время о сквибах часто просто умалчивали, хотя доводить умолчание до такой степени – запирать маленькую девочку дома и притворяться, что ее не существует…

– Говорю тебе, не так все было! – возразил Дож, но Мюриэл продолжила свой сокрушительный монолог, по-прежнему обращаясь к Гарри.

– Сквибов обычно отправляли в маггловские школы и предлагали им жить вместе с магглами… это гораздо милосерднее, чем пытаться найти им место в мире волшебников, где они всегда будут людьми второго сорта, но, конечно же, Кендра Дамблдор и мысли не могла допустить о том, что ее дочь пойдет в маггловскую школу…

– Ариана была очень болезненной! – в отчаянии воскликнул Дож. – Ее здоровье всегда было слишком слабым, чтобы позволить ей…

– …чтобы позволить ей выйти из дома? – фыркнула Мюриэл. – И, тем не менее, она ни разу не посещала госпиталь Св. Мунго, и к ней ни разу не вызывали целителей!

– Мюриэл, ну откуда тебе знать, вызывали ли…

– К твоему сведению, Эльфиас, мой кузен Ланселот тогда был целителем в госпитале Св. Мунго, и он по большому секрету сказал моей семье, что Ариану там не видели никогда. Это наиболее подозрительно – так подумал Ланселот!

Дож чуть не плакал. Тетушка Мюриель, похоже, очень довольная собой, снова щелкнула пальцами, подзывая официанта с шампанским. Оцепеневший Гарри вспомнил, как Дурсли затыкали ему рот, запирали его, прятали от всех – и все из-за того, что он был волшебником. Неужели сестра Дамблдора так же страдала, но по противоположной причине – из-за неспособности применять магию? И неужели Дамблдор просто бросал ее, уезжая в Хогвартс, чтобы показывать там свой великолепный талант?

– Если бы Кендра не умерла первой, – продолжила Мюриэл, – я бы подумала, что именно она убила Ариану…

– Как ты можешь, Мюриэл? – простонал Дож. – Мать, убивающая собственную дочь! Ты вообще думаешь, что говоришь?

– Если ты говоришь о той матери, которая была способна годами держать дочь взаперти – почему нет? – пожала плечами тетушка Мюриэл. – Но, как я и говорю, эта версия не подходит, потому что Кендра умерла до Арианы – от чего, так никто и не понял…

– О, ее несомненно убила Ариана, – попытался неуклюже сострить Дож. – Почему нет?

– Да, Ариана от отчаяния могла попробовать сбежать и убить Кендру, когда та пыталась ее остановить, – задумчиво проговорила тетушка Мюриэл. – Качай головой сколько угодно, Эльфиас. Ты ведь был на похоронах Арианы, да?

– Да, я там был, – ответил Дож; его губы дрожали. – И я не могу припомнить ничего печальнее. Альбус был совершенно убит горем…

– Не только убит горем, но еще и побит хорошенько. Аберфорт ведь сломал ему нос на похоронах, так? Если до этой фразы Дож был в смертельном ужасе, то после нее стал выглядеть намного хуже. Мюриэл словно пырнула его ножом. Тетушка громко хихикнула и сделала еще один большой глоток шампанского; тонкая струйка потекла по ее подбородку.

– Откуда ты… – прохрипел Дож.

– Моя мать была дружна со старой Батильдой Бэгшот, – весело ответила Мюриэл. – Батильда рассказала обо всем маме, а я подслушала под дверью. Драка прямо около гроба! Как рассказала Батильда, Аберфорт закричал, что в смерти Арианы виноват Альбус, а затем ударил его по лицу. А Альбус даже не пытался защищаться, и это само по себе странно. Он Аберфорта мог в порошок стереть на дуэли, даже если ему связать руки за спиной!

Мюриэл отпила еще шампанского. Воспоминания о старых скандалах, похоже, поднимали ей настроение не меньше, чем ужасали Дожа. Гарри не знал, что думать, кому верить… Он хотел знать правду, а Дож только сидел и еле слышно лепетал, что Ариана тяжело болела. Гарри не мог поверить, что Дамблдор не вмешался бы, если бы стал свидетелем такой жестокости в собственном доме, но во всей этой истории несомненно было что-то странное.

– И вот я что еще скажу, – проговорила Мюриэл, икнув. – Мне кажется, это Батильда проболталась Рите Скитер. Все эти намеки в интервью Скитер на «важный источник, близкий к семье Дамблдоров» – все знают, что Батильда была на похоронах Арианы, так что все сходится!

– Батильда ни за что бы не стала говорить с Ритой Скитер, – прошептал Дож.

– Батильда Бэгшот? – спросил Гарри. – Автор «Истории магии»?

Это имя Гарри видел на обложке одного из своих учебников – из тех, которые практически не открывал.

– Да, – ответил Дож, хватаясь за вопрос Гарри, как за последнюю соломинку. – Она одареннейший историк магии и старый друг Альбуса.

– Слышала, что сейчас у нее вообще крыша поехала, – бодро сказала Мюриэл.

– Если это так, то для Скитер еще более бесчестно пользоваться ее состоянием, – произнес Дож, – и ничему из того, что могла сказать Батильда, не стоит доверять!

– О, есть много способов вернуть воспоминания, и я не сомневаюсь, что Рита Скитер знает их все, – сказала тетушка Мюриэл. – Но даже если Батильда совсем «ку-ку», я уверена, что у нее сохранились старые фотографии, может быть, даже письма. Она знала Дамблдоров много-много лет… Думаю, ради такого стоило съездить в Годрикову Лощину.

Гарри подавился сливочным пивом. Дож постучал его по спине; Гарри, кашляя, уставился слезящимися глазами на тетю Мюриэл.

– Батильда Бэгшот живет в Годриковой Лощине? – спросил Гарри, когда к нему вернулся голос.

– О да, она там живет очень долго! Дамблдоры переехали туда после ареста Персиваля, и она была их соседкой.

– Дамблдоры жили в Годриковой Лощине?

– Да, Барри, именно это я только что сказала, – раздраженно ответила тетушка Мюриэл.

Гарри чувствовал себя опустошенным. Ни разу за шесть лет Дамблдор не сказал Гарри, что они оба жили и потеряли близких в Годриковой Лощине. Почему? Джеймс и Лили похоронены неподалеку от матери и сестры Дамблдора? Дамблдор бывал на могилах родных, возможно, проходя мимо могил Лили и Джеймса? И он ни разу не сказал об этом Гарри… ни разу…

Гарри даже себе не мог объяснить, почему это было так важно, но почему-то ему казалось, что скрыть, что они оба потеряли близких в этом месте – на грани лжи. Он смотрел куда-то вперед, не замечая, что происходит вокруг, и даже не заметил Гермиону, пока она не села рядом с ним.

– Я больше не могу танцевать, – выпалила она, сняв одну из туфель и потирая ступню. – Рон пошел искать еще сливочного пива. Странно, я только что видела, как Виктор о чем-то громко спорил с отцом Луны… – Гермиона, понизив голос, внимательно посмотрела на Гарри. – Гарри, с тобой все в порядке?

Гарри не знал, с чего начать, но это было уже не важно. В этот момент сквозь навес на танцплощадку опустилось что-то большое и серебристое. Грациозная блестящая рысь приземлилась прямо в гуще танцующих. Все повернулись к ней; те, кто стоял ближе всех, нелепо замерли прямо посреди своих танцевальных па. Затем рот Патронуса открылся, и он заговорил громким, низким голосом Кингсли Шеклболта:

«Министерство пало. Скримджер мертв. Они идут».



Обсудить главу вы можете в этой теме





<< Предыдущая глава Оглавление Следующая глава >>