Глава восемнадцатая
«Жизнь и ложь Альбуса Дамблдора»
Дата последней редакции: | 03.08.2007 |
Переводчик: | |
Беты: | Sige, Ginn |
Гамма: |
Занимался рассвет. Чистое, прозрачное небо тянулось до самого горизонта, далёкое и безразличное к людям и их страданиям. Гарри сидел у входа в палатку, вдыхал свежий утренний воздух и думал о том, какое же это, наверно, великое счастье – просто жить, любоваться рассветом, горящим над сияющей чередой заснеженных холмов… Увы, ему это счастье было сейчас недоступно: слишком он был расстроен потерей своей волшебной палочки.
Гарри ещё раз оглядел укрытую сверкающим снегом долину, тишину которой нарушал лишь далёкий колокольный звон. Ногти больно впились в ладони: сам того не замечая, Гарри сжал руки так, словно пытался преодолеть физическую боль. Он столько раз проливал свою кровь, однажды потерял все кости правой руки, а нынешнее путешествие уже успело подарить ему шрамы на груди и плече, в дополнение к тем, что были на руке и на лбу, – но всё-таки никогда, никогда ещё Гарри не чувствовал себя таким слабым, беззащитным и лишённым всей своей магической силы, как сейчас. Он знал, что, поделись он своими тревогами с Гермионой, она лишь повторит ему то же, что и всегда: колдует не палочка, а волшебник. Но здесь всё было совсем по-другому. Гермионе никогда не понять, каково это, когда твоя палочка поворачивается, словно намагниченная стрелка компаса, и поражает врага золотистой вспышкой. Гарри потерял защиту палочек-близнецов, и только теперь, когда ничего уже нельзя было исправить, осознал, как же всё-таки на нее рассчитывал.
Гарри достал половинки расщеплённой палочки из кармана и, стараясь не глядеть на них, убрал в подаренный Хагридом кошель, висевший на нитке вокруг шеи. Кошель был уже забит сломанными и ненужными вещами. Гарри нащупал старый снитч и еле удержался от мимолётного искушения вытащить его и швырнуть куда-нибудь. Неразрешимая загадка, такая же никчёмная и бесполезная, как и всё, что оставил им Дамблдор…
Злость на Дамблдора внезапно переполнила Гарри, словно лава, обжигающая изнутри и заглушающая все прочие чувства. Только из-за накатывающего отчаяния они сами себя заставили поверить в то, что Годрикова Лощина даст им ключ к разгадке, что нужно туда вернуться, и что всё это – часть плана, тщательно разработанного Дамблдором, чтобы помочь им. А теперь оказалось, что нет никакого плана. Дамблдор оставил их барахтаться в темноте, сражаться с неизвестностью и с ужасами, о которых они даже не задумывались. Объяснений не находилось, за всё приходилось бороться, и даже меч они не смогли удержать в своих руках, а теперь Гарри потерял и палочку. А ещё в том доме Гарри оставил фотографию вора – и теперь Волдеморту не составит труда узнать, кто это был… Теперь Волдеморт владеет всей информацией.
– Гарри?..
Гермиона выглядела испуганной, как будто опасалась, что он пошлёт в неё заклятье из её же палочки. Она неуклюже опустилась рядом с ним, с двумя чашками чая в дрожащих руках и чем-то объемистым под мышкой, и Гарри увидел, что по её лицу текут слёзы.
– Спасибо, – сказал он, принимая одну из чашек.
– Можно с тобой поговорить?
– Можно, – ответил Гарри, не желая её обидеть.
– Гарри, ты хотел узнать, что за человек изображён на фотографии. У меня… ну… есть с собой книга.
Она робко положила на колени Гарри совсем новенький экземпляр «Жизни и лжи Альбуса Дамблдора».
– Но где?.. Каким образом?..
– Она была в комнате Батильды, просто валялась там, и на ней была вот эта записка.
Гермиона прочла вслух несколько строк, написанных блестящими зелёными чернилами:
– «Дорогая Батти, спасибо за помощь. Высылаю экземпляр книги, надеюсь, вам она понравится. Вы сказали всё – даже если вы этого не помните. Рита». Наверное, посылка пришла, когда Батильда ещё была жива. Может быть, она была уже не в состоянии читать?
– Может быть…
Гарри взглянул на портрет Дамблдора на обложке и почувствовал жестокое удовольствие от мысли о том, что сейчас без всякого разрешения узнает все те вещи, которые Дамблдор счёл нужным от него скрыть.
– Ты всё ещё сердишься на меня, да? – спросила Гермиона. Гарри поднял голову и заметил, что слёзы снова блестят на её ресницах: должно быть, Гермиона испугалась ярости, отразившейся на его лице при мысли о Дамблдоре.
– Нет, – тихо ответил он. – Нет, Гермиона, я знаю, что это вышло случайно. Ты пыталась вытащить нас оттуда, и у тебя это здорово получилось. Я был бы сейчас мёртв, если бы ты не помогла мне.
Он постарался ответить на её слабую улыбку и вернулся к изучению книги. Её ровный корешок свидетельствовал о том, что книгу ещё ни разу не открывали. Гарри начал листать страницы в поисках фотографий, и почти сразу нашёл то, что искал: молодой Дамблдор и его друг, радостно смеющиеся над какой-то давно забытой шуткой. Гарри опустил глаза, чтобы прочитать подпись:
У Гарри перехватило дыхание, когда он увидел это имя. Гриндельвальд… «Его друг, Гриндельвальд». Гарри украдкой взглянул на Гермиону, которая всё ещё смотрела на подпись, словно не в силах поверить своим глазам. Наконец она медленно перевела взгляд на Гарри:
– Гриндельвальд?..
Не обращая внимания на остальные фотографии, Гарри начал просматривать соседние страницы, пытаясь найти объяснение появлению здесь этого имени. Скоро он нашёл его и пробежал глазами пару фраз, но понял, что необходимо вернуться к началу главы и прочитать её целиком, чтобы что-нибудь понять. Глава называлась «Во имя блага», и Гарри с Гермионой погрузились в чтение.
«Накануне своего восемнадцатилетия Дамблдор покинул Хогвартс, находясь в ореоле славы – Староста школы, префект, обладатель премии Барнабуса Финкли за выдающиеся способности к заклинаниям, победитель в номинации «Лучший дебют» на международной конференции по зельеварению в Каире… В ближайших планах Дамблдора было кругосветное путешествие с Эльфиасом Дожем, недалёким, но верным приверженцем, приобретённым Дамблдором ещё в школьные годы.
Двое молодых людей остановились в «Дырявом Котле» в Лондоне, готовясь к отъезду в Грецию, назначенному на следующее утро, но неожиданно прилетела сова с письмом, сообщающим о гибели матери Дамблдора. Дож, отказавшийся давать интервью для этой книги, обнародовал свою собственную, сентиментальную версию того, что происходило дальше. Он изобразил смерть Кендры как трагический удар, а решение Дамблдора отменить поездку – как благородное самопожертвование.
Конечно, Дамблдор вернулся в Годрикову Лощину сразу же, ведь ему нужно было «позаботиться» о младшем брате и сестре. Что ж, посмотрим, какой заботой окружил он их в действительности…
«Этот парень, Аберфорт, был просто психом, – говорит Энид Смик, чья семья в то время проживала на окраине Годриковой Лощины. – Совсем дикий. Ну да, родители-то померли, и мне было б его жалко, если б он не швырялся в меня козьим дерьмом. Не думаю, что Альбус много с ним возился… Вместе я их точно никогда не видел».
Так чем же занимался Альбус, если не воспитанием своего беспутного братца? Похоже, всё время уходило на содержание взаперти сестры. Мать, её первая тюремщица, умерла, но состояние Арианы Дамблдор оставалось прежним. Сам же факт её существования скрывался ото всех, кроме узкого круга людей, вроде Дожа, которые были способны поверить в рассказы о «слабом здоровье».
Одной из таких «доверчивых» оказалась Батильда Бэгшот, известный специалист по истории магии, прожившая в Годриковой Лощине много лет. Конечно, когда она первый раз пришла познакомиться с новоприбывшей семьёй, Кендра дала ей отпор. Однако спустя несколько лет Батильда отправила Альбусу в Хогвартс письмо, где выразила восхищение его статьёй о межвидовых превращениях в «Трансфигурации сегодня». Это в итоге привело к знакомству и со всей семьёй. Перед смертью Кедра не общалась уже ни с кем из жителей деревни, кроме Батильды.
К сожалению, великолепные умственные способности Батильды сейчас несколько поблекли. «Огонь ещё горит, но в котле больше нет зелья» – как отозвался об этом Ивор Диллонсби, или же, если выразиться более приземлённой фразой Энида Смика, – «старушка сбрендила». Несмотря на это, с помощью проверенных методик интервьюирования я смогла узнать у неё некоторые детали, необходимые для освещения этой скандальной истории.
Как и весь волшебный мир, Батильда списывает преждевременную смерть Кендры на то, что в неё ударило её же заклятье, – это объяснение повторяют и Альбус с Аберфортом в последующие годы. Батильда также придерживается и «официального» мнения об Ариане, называя её «слабой» и «нездоровой». Но не зря я тратила сыворотку правды – Батильда всё-таки рассказала мне кое-что о главном секрете в жизни Дамблдора. Обнародованный, этот секрет поставит под сомнение всё, во что верили сторонники Альбуса: его ненависть к Тёмной магии, его выступления против дискриминации магглов и даже его верность собственной семье.
В то самое лето, когда Дамблдор возвращается в Годрикову Лощину, теперь будучи круглой сиротой и главой семьи, Батильда Бэгшот соглашается принять в свой дом внучатого племянника, Геллерта Гриндельвальда.
Имя Гриндельвальда известно всем, и недаром: в списке самых опасных тёмных волшебников истории он бы занял первое место, если бы не Сами-Знаете-Кто, потеснивший его поколением позже. Однако Гриндельвальд никогда не пытался угрожать британцам, и здесь подробностей его продвижения к власти никто не знал. Получив образование в Дурмштранге – школе, уже тогда известной своей роковой терпимостью к Тёмной магии, Гриндельвальд продемонстрировал такие же незаурядные способности, как и Дамблдор. Впрочем, целью Геллерта были не призы и награды, а нечто другое. Когда Гриндельвальду исполнилось шестнадцать, даже в Дурмштранге не могли больше закрывать глаза на его безумные эксперименты, и он был исключён.
О дальнейших действиях Гриндельвальда было до нынешнего момента известно лишь то, что он «несколько месяцев провёл за границей». Теперь мы знаем, что он приезжал в Годрикову Лощину, чтобы навестить свою тётушку. И именно здесь Геллерт, как ни шокирующее это звучит, свёл дружбу ни с кем иным, как Альбусом Дамблдором.
«Он показался мне очень милым юношей, – бормочет Батильда. – Кем бы он ни стал потом. Да, я представила его бедному Альбусу, у которого не было здесь друзей среди ровесников… Мальчишки сразу сдружились».
Конечно, они сдружились. Батильда показала мне сохранившееся у неё письмо, которое однажды среди ночи Альбус прислал Геллерту.
«Да, даже проведя весь день за разговорами – оба такие умные юноши, полные идей, бурлящих, словно зелье в котле, – они не могли остановиться, и я иногда слышала, как сова стучит в окно спальни Геллерта, принося ему письмо от Альбуса. Ему пришла в голову мысль – и он спешит сообщить её Геллерту…»
Что же это были за мысли? Поклонники Альбуса Дамблдора найдут их глубоко шокирующими, но вот они – размышления их семнадцатилетнего героя, изложенные им для его нового лучшего друга (копию оригинала письма смотрите на странице 463):
«Геллерт,
как ты утверждаешь, превосходство волшебников пойдет на пользу магглам, и это, я считаю, самый важный момент. Да, в наших руках сила, и она даёт нам право повелевать, но также на нас накладываются и обязательства перед теми, кем мы повелеваем. Мы должны это подчеркнуть и сделать той основой, на которой будем строить дальше нашу работу. Отсюда же мы будем черпать аргументы, когда нас будут осуждать – а это, несомненно, случится. Итак, мы принимаем власть во имя блага. И отсюда следует, что, если нам окажут сопротивление, мы сможем применить силу… но не более, чем будет необходимо. (Вот в чём была твоя ошибка в Дурмштранге! Но я не упрекаю тебя, потому что если бы тебя не исключили, мы бы не встретились.)
Альбус
Итак, к великому удивлению почитателей, перед нами доказательство того, что Альбус Дамблдор некогда подумывал о нарушении Положения о секретности и установлении власти волшебников над магглами. Какой удар для тех, кто всегда считал Дамблдора главным защитником прав магглов! И какими пустыми и неубедительными кажутся его речи в защиту магглов теперь, в свете этого нового, разрушающего всё доказательства! Презрение вызывает Альбус Дамблдор, поглощённый планами о порабощении мира в то время, когда нужно скорбеть о матери и заботиться о сестре!
Без сомнения, те, кто намерен по-прежнему видеть Дамблдора на сияющем пьедестале, будут оправдывать его тем, что он так и не претворил эти планы в жизнь, что после долгих душевных терзаний он опомнился. Но истина оказывается ещё более шокирующей…
Едва подошёл к концу второй месяц столь крепкой новой дружбы, как Дамблдор и Гриндельвальд расстались и больше не виделись до момента той самой знаменитой дуэли (подробности – в главе 22). Что вызвало такие неожиданные перемены? Неужели Дамблдор осознал, что он делает? Сказал ли он Гриндельвальду, что не хочет участвовать в его затее? Увы, нет.
«Я думаю, это всё было из-за смерти бедняжки Арианы, – предполагает Батильда. –Ужасное потрясение. Геллерт был там, когда это случилось, вернулся домой, весь дрожа, и сказал, что завтра же хочет уехать. Он очень переживал… Я помогла ему с порталом, и больше мы не виделись».
«Альбус был просто ошеломлён смертью Арианы. Это стало таким ударом для обоих братьев! У них не осталось никого, кроме них самих. Неудивительно, что они оба слегка вспылили. Аберфорт обвинял Альбуса – сами понимаете, сложно сдержаться, в таких ужасных обстоятельствах… Аберфорт всегда говорил немного безумные вещи, бедняжка. Конечно, разбить нос Альбусу прямо на похоронах было совсем неприлично. Кендра бы очень расстроилась, увидев, что сыновья дерутся над телом сестры. Геллерту должно быть стыдно, что он не остался на похороны – он смог бы хоть немного успокоить Альбуса…»
Отвратительный скандал на кладбище, о котором знали только те немногие, кто был на похоронах Арианы, вызывает ряд вопросов. Почему всё-таки Аберфорт Дамблдор винил Альбуса в гибели их сестры? Было ли это, как считает «Батти», результатом шока? Или же для ярости Аберфорта были другие, более веские причины? Гриндельвальд, исключённый из Дурмштранга за покушения на сокурсников, покинул страну в считанные часы после гибели девушки, и Альбус – от стыда или от страха? – не виделся с ним снова до тех пор, пока его не вынудили к этому мольбы всего волшебного мира.
Ни Дамблдор, ни Гриндельвальд, похоже, никогда в дальнейшей жизни не упоминали о своём недолгом знакомстве. Однако не вызывает сомнений то, что прошло пять лет, полных несчастий и исчезновений, прежде чем Дамблдор решился сразиться с Гриндельвальдом. Объясняется ли это остатками прежней симпатии или боязнью быть обличенным в их давней дружбе? Что тревожило Дамблдора, когда он отправился в погоню за человеком, с которым когда-то был так счастлив познакомиться?
А что за тайна окутывает смерть Арианы? Не была ли она случайной жертвой какого-то тёмного ритуала? Может быть, она стояла на пути двух молодых людей, мечтавших о славе и власти? И не стала ли именно она первым человеком, погибшим «во имя блага»?
На этом глава заканчивалась. Гарри поднял глаза на Гермиону, завершившую чтение чуть раньше него. Она потянула книгу на себя, опасливо покосившись на Гарри, и закрыла её не глядя, словно там таилось что-то непристойное.
– Гарри…
Но Гарри покачал головой. У него внутри будто что-то оборвалось – так же, как было в тот день, когда ушёл Рон. Он верил Дамблдору, считал его воплощением мудрости и доброты, а теперь эта вера пошла прахом. Сколько потерь ему ещё придётся перенести? Рон, Дамблдор, палочка с пером феникса…
– Гарри… – Гермиона, казалось, прочла его мысли. – Послушай, Гарри. Это – это было очень неприятно…
– О да, я заметил!
– … но не забывай, Гарри, это же написала Рита Скитер.
– Ты видела то письмо Гриндевальду, ведь так?..
– Д-да. – Гермиона запнулась, и, обхватив холодными ладонями чашку чая, печально продолжила: – Да, это самое плохое. Я знаю, Батильда думала, что это просто разговоры, но «Во имя блага» стало лозунгом Гриндельвальда, оправданием всех жестокостей, которые он творил. И… если смотреть на письмо… кажется, что именно Дамблдор подал ему эту идею. Говорят, «Во имя блага» высечено даже над воротами Нурменгарда.
– Что такое Нурменгард?
– Тюрьма, которую Гриндельвальд построил для своих врагов. В конце концов, он и сам туда попал, когда Дамблдор победил его… И всё-таки это так ужасно – думать, что Дамблдор помог Гриндельвальду обрести власть. Но, с другой стороны, даже Рита признаёт, что они общались всего пару летних месяцев, когда оба были очень молоды, и…
– Я знал, что ты это скажешь, – перебил Гарри. Он не хотел срывать свою злость на Гермионе, но было очень сложно сохранять спокойствие. – Я так и знал, что ты упомянешь это «но они же были молоды». Им было столько же лет, сколько нам сейчас. И вот мы рискуем жизнью, чтобы одолеть Тёмную магию, а он возился со своим новым дружком, обдумывая планы, как бы поработить магглов!
Сдерживать гнев стало почти невозможно. Гарри вскочил и начал ходить туда-сюда, пытаясь успокоиться.
– Я не пытаюсь оправдать ни Дамблдора, ни то, что он писал, – начала Гермиона. – Вся эта чепуха с «благом» напоминает нынешнее «Магия – сила». Но, Гарри, его мать тогда только-только погибла, он был заперт дома один…
– Один? Он не был один! У него были брат и любимая сестрица-сквиб, которую он держал взаперти…
– Я не верю в это, – возразила Гермиона. Она тоже поднялась на ноги. – Что бы ни было с этой девушкой, я не верю, что она была сквибом. Дамблдор, каким мы знали его, никогда не позволил бы…
– Дамблдор, которого мы думали, что мы знаем, не хотел подчинять себе магглов силой! – Гарри теперь кричал, его голос эхом разносился по пустой вершине холма, и несколько дроздов с испуганным свистом взлетели в жемчужно-светлое небо.
– Он изменился, Гарри, изменился! Всё очень просто! Может быть, он и правда верил во всё это, когда ему было семнадцать, но всю остальную жизнь он посвятил борьбе с Тёмной магией! Дамблдор был тем, кто наконец остановил Гриндельвальда, и тем, кто всегда выступал за права магглов и магглорожденных, он боролся с Сам-Знаешь-Кем с самого начала и погиб, пытаясь одолеть его!
Книга Риты лежала на земле между ними, и с её обложки Дамблдор печально улыбался им обоим.
– Гарри, прости, но мне кажется, ты больше злишься из-за того, что Дамблдор тебе никогда не рассказывал ничего подобного.
– Может, и так! – огрызнулся Гарри и обхватил голову руками, пытаясь не то сдержать гнев, не то спастись от тяжести собственного разочарования. – Посмотри, чего он требовал от меня, Гермиона! «Рискни-ка жизнью, Гарри. И ещё раз! И ещё! И не надейся, что я тебе что-нибудь объясню или расскажу – доверься мне слепо, поверь, что я знаю, что делаю, поверь мне, хотя я тебе не верю!» Никогда мне не говорили всей правды, никогда!
Его полный отчаяния голос сорвался. Гарри и Гермиона смотрели друг на друга в молчании, стоя посреди заснеженного простора, и Гарри чувствовал, что они похожи на двух мелких букашек под огромным равнодушным небом.
– Но он любил тебя, – прошептала Гермиона. – Я знаю, он любил тебя!
Гарри опустил руки.
– Я не знаю, кого он любил, Гермиона, но уж точно не меня. Это совсем не похоже на любовь – бросить меня в такой заварухе. Да он даже Гриндельвальду рассказывал больше, чем мне за все эти годы…
Гарри поднял палочку Гермионы, валяющуюся в снегу, и снова уселся возле входа в палатку.
– Спасибо за чай. Я ещё подежурю, а ты иди в тепло.
Гермиона постояла в нерешительности, но поняла, что разговор окончен. Она подобрала книгу и направилась к палатке. Проходя мимо Гарри, Гермиона опустила руку и легонько взъерошила волосы у него на макушке. Гарри закрыл глаза, ощутив её прикосновение, и, какой бы ненавистной не была ему эта мысль, в этот миг он страстно желал одного: чтобы Гермиона оказалась права, и Дамблдор действительно любил его.
![]() |
Обсудить главу вы можете в этой теме |
<< Предыдущая глава | Оглавление | Следующая глава >> |