Глава двадцать первая
Сказание о трёх братьях
Дата последней редакции: | 22.12.2007 |
Переводчик: | |
Беты: | |
Гамма: |
Гарри обернулся к Рону и Гермионе. Казалось, эти двое тоже не поняли, что имел в виду Ксенофилиус.
– Дары Смерти?
– Они самые, – откликнулся мистер Лавгуд. – Вы о них не слышали? Впрочем, я не удивлён. Очень, очень немногие волшебники верят в их существование. Вы же сами видели, как ко мне подошёл этот бугай на свадьбе вашего брата, – кивнул он Рону. – Он увидел символ Даров Смерти и решил, что это знак печально известного тёмного волшебника! Какое невежество. В самих Дарах нет совершенно ничего тёмного, по крайне мере – не в том смысле, который в них вкладывают. Люди носят этот символ в надежде встретить единомышленников, которые помогут им в Поиске.
Лавгуд положил несколько кусочков сахара в свой настой лирного корня, размешал и отхлебнул немного.
– Извините, – сказал Гарри, – но я всё ещё не понимаю.
Из вежливости он тоже отпил из чашки, но чуть было не выплюнул всё обратно: на вкус питьё было отвратительным, как будто кто-то растворил в нём всевкусный орешек Берти Боттса со вкусом соплей.
– Видите ли, те, кто верит в Дары смерти, ищут их, – причмокнул губами Ксенофилиус, явно наслаждаясь вкусом настоя.
– Но что представляют собой эти самые Дары? – не выдержала Гермиона.
Ксенофилиус отставил пустую чашку.
– Вы ведь знаете «Сказание о трёх братьях»?
Гарри ответил «нет», в то время как Гермиона и Рон сказали «да». Ксенофилиус кивнул с серьёзным видом.
– Так вот, мистер Поттер, всё началось с этого самого «Сказания о трёх братьях». Где-то у меня была книжечка…
Он оглянулся на стопки книг и пергаментов, но Гермиона опередила его:
– У меня есть эта книга, мистер Лавгуд, прямо с собой. – И она достала «Сказки барда Бидла» из своей маленькой, расшитой бисером сумочки.
– Это же оригинал! – воскликнул Ксенофилиус, и когда Гермиона кивнула, сказал: – Тогда почему бы вам не перечитать нам эту сказку вслух прямо сейчас? Так проще убедиться, что мы все поймём, о чём речь.
– Нуу… ладно… – Гермиона немного нервничала. Она открыла книгу, и Гарри увидел тот самый символ, который они рассматривали, на верхней части страницы. Кашлянув, Гермиона принялась читать.
Жили как-то раз братья родные, трое было их у их матушки. И пошли они в путь-дороженьку, по тропиночке, да по кривенькой; то не день стоял, уж смеркалося…
– Мама всегда рассказывала – «в полночь»! – перебил Рон, слушавший ее, растянувшись на кресле и подложив руки под голову.
Гермиона раздражённо взглянула на него.
– Ну прости, я просто подумал, что полночь – это страшнее какого-то «смеркания», – извинился Рон.
– Ага, конечно, вот только страха нам как раз сейчас в жизни и не хватает, – огрызнулся Гарри, не в силах сдержаться. Ксенофилиус, кажется, не обращал на них особого внимания, глядя из окна на звёздное небо. – Продолжай, Гермиона.
Вот идут они – реченька течёт, ох глубокая да опасная, вброд не перейти, переплыть нельзя. Но у тех братьёв были палочки, не простые ведь, а волшебные. Быстро создали братья мост большой, не страшна теперь глубока вода. И взошли братья на тот мост большой, шли да шли вперёд, да не перешли. И встречает их жуть кошмарная, вся черна стоит, в плащ укутана.
Говорит им Смерть…
Не волшебник то и не маггл был, в том плаще была сама Смерть страшна…
– Извини, что перебиваю, – вмешался Гарри. – С ними заговорила Смерть?
– Но это же сказка, Гарри!
– Да, извини. Продолжай.
Говорит им Смерть: «Молодцы, братья, через реченьку вы мою прошли, от меня себя вы уберегли. Обманули вы саму смертушку, знать вы хитрые да умелые. За ваш сметлив ум, хитрость славную, награжу я вас да побалую. Что хотите вы – попросите вы, всё вам дам сейчас, всё пожалую.
Старший братец был – ох, драчун-хвастун, захотел иметь мощь огромную. Подарила Смерть ему палочку – не простую, нет, очень сильную. Смерть сама ее изготовила: с бузины куста ветку срезавши, в один миг ее обработала.
Средний братец был – тот ещё дурак, захотел он Смерть униженьем взять. Попросил её такой камень дать, чтобы мёртвых мог у неё отнять. Гальку с берега тогда Смерть взяла, брату отдала – пусть натешится.
И спросила Смерть брата младшего, что бы он хотел у нее забрать. Самый младший был не дурак просить, скромным парнем был, не кичился зря ни умом своим и ни силушкой. Захотел он тут незаметным стать, спрятаться хотел, невидимкой быть. Смерть дала ему чудо-мантию, чудо-мантию – стать невидимым.
– У Смерти была мантия-невидимка? – снова перебил Гарри.
– Чтобы она могла незаметно шмыгать мимо людей, – добавил Рон. – Иногда ей просто надоедало гоняться за ними, хлопая в ладоши и завывая… ой, извини, Гермиона.
Потом Смерть ушла, отпустив братьёв. Обмануть она их задумала. Обмануть-убить, всех к себе забрать.
Разошлись братья, кто куда глядел, каждый выбрал сам путь-дороженьку.
Старший брат ушёл дальше двух других, захотелось тут ему прихвастнуть. Как добрёл-дошёл до деревни он, повстречался тут с другим волшебником. На дуэль позвал незнакомца он, своей палочкой победил его, переколдовал да совсем убил. Он в трактир пошёл свой успех смочить, зелена вина много кубков пил, хвастаться он стал своей палочкой, а потом ушёл на конюшню спать.
Слушал речи те молодой колдун, захотел он сам ту же палочку. И решился он хвастуна убить, его палочку – да себе украсть. Перерезал он горло дураку, палочку украв, сам он сильным стал.
Так забрала Смерть, что ее было.
А второй-то брат – тот домой пошёл. Неженат он был, невесту схоронил. Взял он камень свой, чтоб вернуть её, повертел в руках, приспособился. Глядь – к нему идёт девушка его. Как живая ведь – его невестушка!
Но любимая холодна как лёд, словно мир иной не пустил её. Хоть вернулася в мир живых она, но ему уже не принадлежит. Страдал средний брат от надежд пустых, а потом совсем как с ума сошёл. Он убил себя, чтоб с любимою на тот свет уйти, хоть там вместе быть.
Так забрала Смерть, что ее было.
И искала Смерть брата меньшего годы долгие, сто дорог прошла – не смогла найти. Не снимал тот брат свою мантию, бы невидимым столько времени. Только в старости сыну отдал он то, что некогда сама Смерть дала. Поприветствовав Смерть уж близкую, обнял брат ее как знакомую, поздоровался с нею он радостно, да и вместе с нею ушёл в мир иной.
Гермиона закрыла книгу. Ксенофилиус словно не сразу заметил, что она дочитала сказку. Он отвёл взгляд от окна и сказал:
– Ну вот.
– Что вот? – смутилась Гермиона.
– Так вот же Дары Смерти! – удивился Лавгуд. Он взял перо с заваленного всякой всячиной стола и вытянул обрывок пергамента, торчавшего между страниц какой-то книги.
– Старшая Палочка, – начал перечислять он, рисуя вертикальную линию на пергаменте. – Камень Возрождения, – он нарисовал над палочкой круг, – и Мантия-Невидимка, – закончил он, заключив палочку и круг в треугольник, нарисовав в итоге символ, так заинтриговавший Гермиону. – Вот они – Дары Смерти все вместе.
– Но в сказке не употребляется такое словосочетание, как Дары Смерти! – возразила Гермиона.
– Конечно, нет! – Ксенофилиус был ужасно доволен собой. – Это же детская сказка, адаптированная для самых маленьких. Её рассказывают просто для удовольствия ребёнка. Но те из нас, кто действительно понимает, знают, что в этом сказании описаны три предмета, или Дара, владея которыми, можно стать хозяином самой Смерти.
Повисла тишина. Ксенофилиус всё так же смотрел в окно. Солнце поднималось над самой кромкой неба.
– У Луны скоро будет достаточно шлёппов, – сказал он тихо.
– Когда вы говорите «хозяин Смерти»… – начал Рон.
– Хозяин, владелец, победитель – как тебе больше нравится.
– Это означает… – медленно произнесла Гермиона, и Гарри почувствовал, как за нарочитой серьёзностью та пытается скрыть скептические нотки, – что вы верите в существование этих Даров Смерти?
– Ну, конечно же! – снова приподнял брови Ксенофилиус.
– Но, мистер Лавгуд, – Гермиона явно не могла больше сдерживаться, – неужели вы правда верите, что…
– Луна рассказывала мне о вас, юная леди, – прервал её Ксенофилиус. – Предполагаю, что вы девушка неглупая, но при этом крайне ограниченная, зашоренная. Вашей мысли не хватает полёта.
– Да, Гермиона, примерь-ка это, – сказал Рон, кивнув на нелепый головной убор. Судя по голосу, он с трудом удерживался от смеха.
– Мистер Лавгуд, – снова начала Гермиона, – да, мы знаем о существовании мантий-невидимок. Да, они редкие, но они существуют. Но…
– Да нет же, мисс Грейнджер! Третий дар Смерти – это настоящая Мантия-Невидимка! Заметьте – не просто дорожный плащ, защищенный чарами Невидимости или Ослепляющим заклятьем, либо сотканный из шерстинок полувидима. Да, такая вещь, конечно же, способна скрывать своего владельца в течение нескольких лет, но потом она постепенно потускнеет и утратит свои свойства. Мы же говорим о Мантии, которая на самом деле делает человека невидимым. Над нею не властно время, её защиту не могут разрушить никакие заклинания. Сколько подобных мантий вы когда-либо видели, мисс Грейнджер?
Гермиона открыла было рот, но снова закрыла его; вид у неё был смущённый. Она, Гарри и Рон смотрели друг на друга, и Гарри знал, что всем троим пришло в голову одно и то же. Получалось так, что та самая мантия, описанная Ксенофилиусом, прямо сейчас была у них с собой.
– Вот именно! – триумфально заключил Ксенофилиус. – Ни один из вас такой мантии отродясь не видывал. Владелец такой мантии был бы очень богатым человеком. – Он снова выглянул в окно. Небо чуть заметно порозовело.
– Ладно, – смущённо согласилась Гермиона, – пусть такая мантия существует. Но что насчёт камня, мистер Лавгуд? Того самого, который вы назвали Камнем Возрождения?
– И что насчёт Камня?
– Он тоже существует?
– Можете попытаться доказать мне обратное.
Гермиона начала выходить из себя:
– Слушайте, но это же абсолютная чушь! Как же я могу доказать, что его нет? Вы что, хотите, чтобы я проверила все существующие камни на свете? По-вашему, можно доказать существование чего-либо тем лишь только, что пока не доказано обратное?
– Именно так! Горизонт вашего сознания расширяется прямо на глазах, мисс Грейнджер!
– А Старшая Палочка? – влез Гарри, пока Гермиона не начала возражать. – Она, по-вашему, тоже существует?
– О, да. И тому есть сколько угодно доказательств, – ответил Ксенофилиус. – Старшую Палочку легче всего обнаружить по тому, каким образом она переходит от волшебника к волшебнику.
– И каким же это? – спросил Гарри.
– У предыдущего владельца палочку нужно забрать силой, – поведал Ксенофилиус. – Вы должны были читать о том, как палочка досталась Эгберту Отъявленному – он же убил Эмерика Злого. А как Годелот умер в подвале собственного замка после того, как его собственный сын, Эревард, забрал у него палочку? А об ужасном Локсиасе, который взял палочку у Барнабаса Деверилла, после чего убил его? Да история магии просто написана кровью, стекающей со Старшей Палочки!
Гарри посмотрел на Гермиону – та хмурилась, глядя на Ксенофилиуса, но не возражала ему.
– А у кого сейчас Старшая Палочка, как вы считаете? – задал вопрос Рон.
– Увы… кто бы знал? – развёл руками Ксенофилиус. – Кто знает, где сейчас спрятана Старшая Палочка? Её история прерывается на Аркусе и Ливиусе. Один из них победил Локсиаса и забрал у него палочку, но который из двоих? И кто убил каждого из них в свою очередь? Об этом история умалчивает.
Повисла тишина. Потом Гермиона очень серьёзно спросила:
– Мистер Лавгуд, а семья Певереллов имеет какое-либо отношение к Дарам Смерти?
Ее вопрос явно застал Ксенофилиуса врасплох, а у Гарри в голове что-то щёлкнуло. Откуда-то он знал эту фамилию… Певерелл…
– Да вы же мне лапшу вешали на уши, юная леди! – возмутился Ксенофилиус. Он выпрямился на стуле и уставился на Гермиону во все глаза. – Я-то думал, что вы новичок среди ищущих Дары Смерти, а вы!.. Многие верят, что семья Певереллов имеет прямое – прямейшее! – отношение к этим Дарам.
– Кто вообще такие эти Певереллы? – спросил Рон.
– Я прочитала эту фамилию на могильной плите в Годриковой Лощине. На ней был высечен символ, – ответила Гермиона, глядя на Лавгуда. – Могила Игнотуса Певерелла.
– Точно! – воскликнул Ксенофилиус, назидательно подняв палец. – Символ на могиле Игнотуса – прямое тому доказательство.
– Доказательство чего? – уточнил Рон.
– Как чего? Да фамилия братьев в сказке – Певерелл! А звали их Антиох, Кадмус и Игнотус! Они же и были первыми владельцами Даров Смерти! – Ещё раз глянув в окно, Ксенофилиус поднялся, взял поднос и пошёл к винтовой лестнице. – Вы ведь останетесь на обед, да? – спросил он, уже исчезнув из виду. – Все всегда просят у нас рецепт супа из пресноводных шлёппов.
– Ну да, хотят отнести этот супец на проверку в отделение отравлений опасными ядами в Святом Мунго, – шёпотом съехидничал Рон.
– Ну и что ты про всё это думаешь? – спросил Гарри у Гермионы, дождавшись, когда Ксенофилиус забренчит на кухне посудой.
– Ой, Гарри, – голос у неё был усталый, – это какое-то нагромождение чуши. Символ означает явно что-то совсем другое, просто Ксенофилиус, в силу собственной странности, так его интерпретирует. Мы просто теряем тут время.
– Что вы ожидали от человека, посвятившего жизнь поискам мяторогих храпсов?
– Ты тоже не поверил ни единому слову? – спросил Гарри.
– Не-а. Это одна из тех сказок, которые рассказывают детишкам, чтобы они извлеки из неё определённые уроки. Не буди лихо, не ввязывайся в драку, не трогай каку. Не лезь, куда не надо, занимайся своими делами, и всё будет хорошо. Вполне вероятно, эта сказка о том, почему Старшая Палочка считается приносящей несчастье.
– Что ты имеешь в виду, Рон?
– Да это же просто одно из суеверий. Ведьма, рожденная в мае, выйдет замуж за маггла. Заклятье, наложенное в сумерки, утратит силу в полночь. У палочки из кедра нищий хозяин. Да ты их должен был слышать, моя мать добрую сотню таких знает.
– Мы же с Гарри выросли с магглами, – напомнила Гермиона, – у нас совсем другие суеверия. – Гермиона потянула носом – из кухни шёл весьма едкий запах. То, что Лавгуд вывел Гермиону из себя, имело свои плюсы – она забыла, что должна злиться на Рона. – Но, думаю, ты прав, – продолжила она. – Это просто сказочка с моралью для детишек – надо делать правильный выбор.
И все трое сказали одновременно:
– Мантию! – Гермиона.
– Палочку! – Рон.
– Камень! – Гарри.
И во все глаза ошарашено уставились друг на друга.
– Ну да, следуя морали сказки, следовало сказать «мантия», – сказал Рон Гермионе, – но зачем она нужна, когда у тебя есть суперпалочка, которую нельзя победить на дуэли? Гермиона, не тормози!
– Мантия-невидимка у нас уже есть, – высказался Гарри.
– И она нас очень часто выручала, если ты заметил! – воскликнула Гермиона. – А палочка только навлекает несчастье!
– Ну, это если кричать о ней на каждом углу, – заспорил Рон. – Нужно быть идиотом, чтобы размахивать ею и вызывать каждого встречного на дуэль – лишь бы всем доказать, что твоя палочка непобедима. Но если держать рот на замке…
– И что – ты сам смог бы держать рот на замке? – возразила Гермиона. – И вообще – единственное, чему можно доверять в рассказе Ксенофилиуса, так это тому, что на протяжении последних столетий существовало несколько историй о неких, якобы непобедимых, палочках.
– Несколько? – переспросил Гарри.
Раздраженный вид Гермионы был таким до боли знакомым, что Гарри с Роном ухмыльнулись друг другу.
– Палочка Смерти, Палочка Судьбы – они появлялись под разными именами в разные времена, и всегда их владельцем оказывался тот или иной Тёмный Волшебник, хвастающийся своей собственностью. Профессор Биннс рассказывал о нескольких таких палочках, но это всё чушь собачья. Палочки могущественны настолько, насколько силён волшебник, использующий их. Просто некоторые маги любят бахвалиться и убеждать окружающих, что их палочки – больше и лучше, чем у остальных.
– А вы не думаете, что все эти Палочки Смерти и Палочки Судьбы – эта одна и та же палочка, всплывавшая в рассказах в разное время под разными именами? – спросил Гарри.
– И всё это – та самая Старшая Палочка, созданная Смертью? – добавил Рон.
Гарри рассмеялся. Идея, пришедшая ему в голову, казалась совсем дикой. Его собственная палочка была сделана из остролиста, а не из бузины*, и создал её Олливандер, что бы она там сама ни сотворила той ночью, когда его преследовал Волдеморт. И если его палочка была непобедимой, как же она смогла сломаться?
– А почему бы ты выбрал Камень? – поинтересовался Рон.
– Ну, если можно было бы возродить человека, мы могли бы вернуть Сириуса… Шизоглаза… Дамблдора… моих родителей…
Ни Рон, ни Гермиона не улыбнулись.
– Но в соответствии со сказанием Бидла, они не захотели бы вернуться к жизни сами, так ведь? – сказал Гарри, думая о сказке. – Ведь не было же других сказок воскресших с помощью Камня Возрождения, правильно? – спросил он Гермиону.
– Не было, – грустно ответила она. – Не думаю, что кто-то, кроме мистера Лавгуда, может тешить себя сказками о воскрешении мёртвых. Наверное, Бидл использовал аналогию с философским камнем, но его камень не делал бессмертным, а оживлял после смерти.
Идущее из кухни амбре становилось сильнее, там словно жгли подштанники, и Гарри задумался о том, сколько ложек варева нужно будет съесть, чтобы не задеть чувства Ксенофилиуса.
– А что тогда насчёт мантии? – спросил Рон. – Вы не думаете, что в этом случае Лавгуд прав? Я так привык к отличнейшей мантии Гарри, что никогда не задумывался о ней. Я ведь ни разу не слышал, чтобы у кого-то другого была такая же. Она никогда нас не подводила. Нас под ней ни разу не заметили.
– Естественно нет! Мы же были невидимыми!
– Но ведь Ксенофилиус говорил про подобные мантии, и не сказать бы, что другие дешёвка – дюжину на кнат не купишь – но он абсолютно прав! Я сам слышал, что наложенные на такие мантии чары Невидимости со временем перестают действовать или же они рвутся из-за заклинаний. А вот мантия Гарри сначала принадлежала его отцу, так что она не новая, и тем не менее она же… просто безупречна!
– Ладно, Рон, мы тебя поняли. Но как же камень?
Пока они шёпотом препирались, Гарри отошёл, прислушиваясь к ним лишь краем уха. Дойдя до винтовой лестницы, он поднял голову, глядя на следующий этаж, и увиденное сразу приковало его внимание. С потолка открывшейся взгляду комнаты на него смотрело его собственное лицо. Спустя пару мгновений Гарри понял, что это не зеркало, а картина. Охваченный любопытством, он стал подниматься наверх.
– Гарри, что ты делаешь? Не думаю, что ты можешь разгуливать здесь как у себя дома, пока мистера Лавгуда нет.
Но Гарри уже поднялся на следующий этаж. Луна украсила потолок своей спальни пятью отлично прорисованными портретами – Гарри, Рона, Гермионы, Джинни и Невилла. Они были неподвижными, в отличие от картин в Хогвартсе, но нарисованы явно не без помощи магии. Гарри казалось, что люди на них живые. На первый взгляд было похоже, что картины соединены одна с другой толстыми золотыми цепями, но присмотревшись, Гарри понял, что это не цепь, а повторяющаяся надпись золотой краской: друзья… друзья… друзья… Он почувствовал прилив симпатии к Луне.
Гарри осмотрел комнату. На тумбочке у кровати стояла фотография маленькой Луны в объятиях очень похожей на неё женщины, волосы Луны были аккуратно причёсаны – такой Гарри её никогда не видел. Фото покрывал слой пыли, и это показалось Гарри странным. Что-то было не так. Он оглядел комнату: светло-голубой ковёр тоже был необычайно пыльным, в раскрытом шкафу не было одежды. Кровать выглядела так, словно на ней никто не спал уже несколько недель. Кроваво-красное небо в единственном окне затянула паутина.
– Что случилось? – спросила Гермиона спустившегося по лестнице Гарри. Но ответить он не успел, потому что в это время Ксенофилиус вернулся с кухни, держа в руках уставленный тарелками поднос.
– Мистер Лавгуд, а где Луна? – спросил Гарри.
– Извини, что?
– Где Луна?
Ксенофилиус, как вкопанный, остановился на верхней ступеньке лестницы.
– Н-но… я же уже сказал вам – она спустилась к Нижнему мосту ловить шлёппов.
– Тогда почему же вы накрываете стол всего на четверых?
Ксенофилиус открывал рот, но ничего не мог сказать. Было слышно только непрерывное гудение печатного станка и звон тарелок на подносе в дрожащих руках Лавгуда.
– Думаю, Луны не было здесь уже несколько недель, – сказал Гарри. – Её одежды нет, на кровати никто не спит. Где она? И почему вы всё время посматриваете в окно?
Ксенофилиус выронил поднос. Тарелки разбились, осколки разлетелись по полу. Гарри, Рон и Гермиона мгновенно вытащили палочки, Ксенофилиус не успел даже поднести руку к карману. В это самое время печатный станок наконец-то затих, и волна нового выпуска «Придиры» вылилась на пол из-под покрывающей его скатерти. Гермиона подняла один журнал с пола, всё ещё держа на прицеле Лавгуда.
– Гарри, ты только взгляни на это! – Тот быстро шагнул к Гермионе.
Обложку «Придиры» украшала его собственная фотография, поверх которой красовалась надпись: «Нежелательный № 1» и сумма вознаграждения за поимку.
– «Придира» меняет свою позицию, да? – холодно спросил Гарри, судорожно соображая, что происходит. – Вот, значит, зачем вы выходили в сад? Отослать сову в Министерство?
Ксенофилиус облизнул губы.
– Они забрали мою Луну, – прошептал он. – Из-за того, что было написано в моём журнале. Они забрали мою Луну, я не знаю, где она, что с ней. Но они привезут её обратно, если я…
– Сдадите им Гарри? – закончила за него Гермиона.
– Сделка отменяется, – заявил Рон решительно. – С дороги, мы уходим.
Ксенофилиус выглядел ужасно, будто разом постарел на сто лет, губы его скривились в нехорошую усмешку.
– Они будут здесь в любой момент. Я должен спасти Луну. Я не могу потерять мою Луну. Вы не уйдёте.
Он раскинул руки, загораживая спуск с лестницы, и у Гарри перед глазами вдруг возникло видение матери, точно таким же жестом закрывающей его кроватку.
– Не вынуждайте нас применять к вам силу! – воскликнул Гарри. – С дороги, мистер Лавгуд!
– ГАРРИ! – выкрикнула Гермиона.
Мимо окон пронеслись сидящие на мётлах волшебники. Вся троица на мгновение отвернулись от Ксенофилиуса, и он тут же достал свою палочку. Гарри в последний миг сообразил, как невовремя они отвлеклись, и нырнул вбок, увлекая за собой Рона и Гермиону.
Оглушающее заклинание Ксенофилиуса пролетело через всю комнату и ударило в рог носогроха. Взрыв был оглушительным; судя по звуку, от комнаты ничего не осталось. Щепки, обрывки бумаги и осколки камней разлетелись в разные стороны, в воздухе повисло непроницаемое облако белой пыли.
Гарри отлетел и грохнулся на пол, прикрывая руками голову. Сверху на него падали какие-то обломки. Он услышал крик Гермионы, вопль Рона, а затем металлический лязг – Ксенофилиус, которого сшибло с ног печатным станком, кувырком полетел вниз по лестнице.
Наполовину засыпаный мусором, Гарри попытался подняться. Из-за пыли он почти ничего не видел и с трудом дышал. В результате взрыва часть потолка обвалилась, кровать Луны угрожающе нависла над проломом. Рядом с Гарри валялся обезображенный бюст Ровены Равенкло, в воздухе летали обрывки пергамента. Печатный станок лежал на боку у лестницы, загораживая спуск вниз, в кухню.
Рядом с Гарри неслышно возникла белая фигура – Гермиона, похожая на статую из-за покрывающей её с ног до головы белой пыли. Девушка прижимала палец к губам.
Хлопнула о стену открывшаяся входная дверь.
– Разве не говорил я тебе, Трэверс, что можно особо не торопиться, – сказал кто-то грубо. – Разве не говорил я тебе, что этот чокнутый снова начнёт нести бред?
Раздался звук удара, а потом стон Ксенофилиуса:
– Нет… нет… Поттер… второй этаж…
– Я предупреждал тебя, Лавгуд, что мы вернёмся только за достоверной информацией! Помнишь, что было на прошлой неделе? Когда ты пытался обменять свою дочку на этот чертов ободок? А на позапрошлой неделе, – снова удар, снова стон, – когда ты думал, что мы вернём её, если предоставить нам доказательства существования крутолобых, – удар, – хрюксов?
– Нет… нет, прошу вас… – зарыдал Ксенофилиус. – Там правда Поттер! Наверху! Поттер!
– А теперь выясняется, что ты вызвал нас для того, чтобы взорвать? – заорал Упивающийся, и послышался звук сразу несколько ударов, сопровождаемых стонами Ксенофилиуса.
– Слушай, Селвин, дом выглядит так, словно сейчас окончательно развалится, – раздался холодный голос второго Упивающегося, разносясь эхом по остаткам лестничного колодца. – Лестница на второй этаж полностью заблокирована. Будем разбирать её? Из-за этого дом может полностью разрушиться.
– Ты, лживый кусок дерьма! – снова заорал Селвин. – Да ты отродясь Поттера живьём не видел! Хотел заманить нас сюда и убить? Думал таким способом вернуть свою девчонку?
– Клянусь вам… Клянусь, Поттер наверху…
– Homenum revelio, – произнёс второй голос внизу, и Гарри услышал, как Гермиона охнула. Он сразу же почувствовал, как что-то опустилось на него, словно тень, окутывая тело.
– Наверху действительно кто-то есть, Селвин, – сказал второй резко.
– Это Поттер, говорю же вам – это Поттер! – рыдал Ксенофилиус. – Пожалуйста, верните Луну, верните мою Луну…
– Ты получишь свою Луну, Лавгуд, если поднимешься на второй этаж и приведёшь мне оттуда Поттера! Но если ты что-то задумал и наверху нас поджидает засада, мы подумаем над тем, прислать ли тебе какую-нибудь часть твоей доченьки, чтобы было что хоронить.
Ксенофилиус взвыл от страха и отчаяния. Послышалось царапанье и скрежет – он пытался расчистить лестничный пролёт.
– Давайте, – прошептал Гарри, – нам нужно выбираться отсюда.
Пользуясь создаваемым Ксенофилиусом шумом, Гарри принялся выбираться из-под обломков. Рона завалило сильнее всех. Гарри и Гермиона как можно тише добрались до Рона и попытались сдвинуть тяжёлый сундук с его ног. Пока Ксенофилиус пробивался наверх, приближаясь к ним, Гермионе удалось освободить Рона с помощью чар Зависания.
– Значит так, – начала всё ещё вся покрыта белой пылью Гермиона, когда массивная часть печатного станка, блокирующая лестницу, начала отодвигаться – Ксенофилиус был в каком-то полуметре от своей цели. – Ты доверяешь мне, Гарри? – Тот кивнул. – Тогда отдай Рону мантию-невидимку. Рон, её наденешь ты.
– Я? Но Гарри…
– Рон, не сейчас! Гарри, возьми меня за руку, Рон, обопрись на моё плечо.
Гарри протянул левую руку. Рон исчез под мантией. Печатный станок у самой лестницы подрагивал – Ксенофилиус пытался сдвинуть его с помощью того же заклинания Зависания. Гарри не мог понять, что задумала Гермиона.
– Держись за меня крепко, – прошептала она. – Держись крепко… в любую секунду…
Бледное, как полотно, лицо Лавгуда появилось в открывшемся проёме.
– Obliviate, – выкрикнула Гермиона, целясь в лицо Ксенофилиуса. А потом: – Deprimo, – и в полу прямо перед ними образовалась здоровенная дыра.
Дом начал рушиться. Гарри держался за Гермиону так, словно от этого зависела его жизнь. Снизу раздался крик, и Гарри успел заметить двух мужчин, которые пытались укрыться от потока обломков и осколков, хлынувшего на них сквозь дыру в потолке. Грохот падающего дома оглушил Гарри, но тут Гермиона извернулась, и темнота аппарации поглотила их.
________________
* Игра слов в оригинале: elder – «бузина» и «старший»
![]() |
Обсудить главу вы можете в этой теме |
<< Предыдущая глава | Оглавление | Следующая глава >> |