Глава тридцать четвертая
Снова в лесу
Дата последней редакции: | 09.09.2007 |
Переводчик: | |
Бета: | Sige |
Гамма: |
Наконец он узнал правду. Гарри лежал, уткнувшись лицом в пыльный ковер, на полу того самого кабинета, где, как ему когда-то казалось, он познавал тайны искусства побеждать. А теперь вот понял, что не имеет права выжить. Его задача – спокойно идти навстречу распростертым объятиям смерти. При этом он должен еще уничтожить то, что связывает с жизнью Волдеморта. В этом случае, когда он наконец встанет на его пути, не поднимая палочки и не защищаясь, то завершение истории будет чисто, а дело, которое следовало исполнить еще в Годриковой Лощине, – окончено. Не останется никого, ни один из двоих не сможет выжить.
Сердце бешено билось в груди. Как странно – Гарри сейчас страшился смерти, а сердце стучало все сильнее, геройски сохраняя ему жизнь. Ничего, скоро сердцу придется остановиться. Все его биения были уже сочтены. На сколько ударов хватит ему времени, после того как Гарри встанет и пройдет в последний раз по замку, направляясь в Лес?
Ужас прокатывался по нему волнами, а он лежал на полу и слушал, как внутри барабанным боем отдается похоронный марш. Интересно, умирать – это больно? Он и раньше чудом избегал смерти, но как-то никогда по-настоящему не задумывался о ней: жажда жизни всегда была сильнее страха гибели. Но сейчас ему и в голову не приходило, что можно попытаться сбежать, перехитрить Волдеморта. Все кончено, и он это знал; оставалась лишь собственно смерть.
Если б только он погиб в ту летнюю ночь, когда последний раз уезжал с Тисовой улицы, а палочка с благородным пером феникса спасла его! Если б он мог умереть, как Хедвиг, – так быстро, что даже не успеваешь понять, что случилось! Или сумел бы броситься наперерез заклятию, чтобы закрыть собой любимых… Гарри сейчас даже завидовал смерти родителей. Но хладнокровный путь к месту казни требовал храбрости иного рода.
Руки у него слегка вздрагивали. Он попытался сдержать дрожь, хоть никто этого и не видел: портреты на стенах были пусты. Потом медленно, очень медленно сел и от этого еще сильнее ощутил себя живым, почувствовал свое тело острее, чем когда-либо. Почему до него раньше не доходило, какое это чудо – он сам, его разум, нервы, бьющееся сердце? Все это скоро исчезнет… Точнее, Гарри сам все это покинет.
Он дышал медленно и глубоко, во рту пересохло, и слез не было. Его даже не трогало предательство Дамблдора. Ну, конечно, там был какой-то великий замысел; а Гарри просто был слишком туп, чтобы его увидеть. Раньше он не сомневался, что Дамблдор хочет сохранить ему жизнь. Теперь до него дошло, что продолжительность его жизни измерялась ровно тем временем, какое нужно, чтоб уничтожить все хоркруксы. Потом Дамблдор передал ему это дело – и Гарри послушно принялся отрезать одну за другой ниточки, соединявшие с бытием не только Волдеморта, но и его самого! Как изящно, как элегантно… Зачем же тратить жизни людей, если можно поручить опасную задачу мальчишке, который и так заранее предназначен на убой и чья смерть будет не бедствием, а всего лишь очередным ударом по Волдеморту?
И Дамблдор ведь знал, что Гарри не станет уклоняться от своего долга, а дойдет до конца, даже если это будет его собственный конец. Он взял на себя труд хорошо изучить подопечного. Он понимал, как понимал и Волдеморт, что Гарри не позволит другим умирать за себя, как только узнает, что в его власти остановить кровопролитие. Перед глазами у Гарри всплыли лица Фреда, Люпина, Тонкс, лежавших мертвыми в Большом зале, и он чуть не задохнулся на мгновение: смерти уже не терпелось его заполучить…
Но Дамблдор его переоценил. Гарри потерпел поражение, потому что змея все еще была жива. Даже если Гарри погибнет, у Волдеморта остается еще один хоркрукс, связывающий его с этим миром. Конечно, остальным тогда будет полегче. Кто же это сделает? Рон и Гермиона справятся, конечно… так вот почему Дамблдор просил его им довериться… на тот случай, если Гарри исполнит свое предназначение чуть раньше, чем надо…
Эти мысли скользили в его сознании, как дождь по стеклу, но под ними скрывалась все та же жесткая поверхность неопровержимой истины: он должен умереть. Я, Гарри, должен умереть. Все должно кончиться.
Рон и Гермиона, казалось, остались далеко-далеко, в чужой стране. Гарри казалось, что он разлучился с ними давным-давно. Он твердо решил, что не станет ни прощаться, ни объяснять что-то. В это путешествие они не могут отправиться вместе, а если друзья попытаются его остановить, это обернется только потерей драгоценного времени.
Гарри посмотрел на поцарапанные золотые часы, которые ему подарили на семнадцатилетие. Прошло уже почти полчаса из отведенного Волдемортом промежутка.
Он встал. Сердце колотилось в грудной клетке, как испуганная птица. Может, догадывалось, как мало ему осталось, а может, хотело использовать все отпущенные на целую жизнь удары до того, как наступит конец.
Не оглядываясь, Гарри вышел и закрыл дверь кабинета. Школа была пуста. Идя по коридорам в одиночестве, он чувствовал себя так, словно уже стал призраком. С портретов на него смотрели пустые рамы; в замке стояла сверхъестественная тишина, словно все, что осталось в нем живого, собралось сейчас в Большом зале, переполненном мертвыми и теми, кто их оплакивал.
Гарри набросил мантию-невидимку и стал спускаться по лестницам, выйдя наконец на мраморные ступени, ведущие в холл. Где-то внутри еще теплилась надежда, что его почувствуют, заметят, остановят. Но мантия была, как всегда, непроницаема и совершенна, так что он, незримо для всех, с легкостью достиг входных дверей.
Там он чуть было не натолкнулся на Невилла, который помогал кому-то нести труп. Гарри посмотрел на ношу, и сердце у него в очередной раз сжалось: это был Колин Криви. А ведь он был несовершеннолетним… Должно быть, тайком пробрался в школу, как до того сделали Малфой, Крэбб и Гойл. В смерти Колин казался совсем маленьким.
– Знаешь, Невилл, я, пожалуй, и один его дотащу…
Оливер Вуд вскинул тело на плечи, словно истопник – мешок угля, и понес в Большой Зал. Невилл на минутку прислонился к косяку и вытер лоб тыльной стороной ладони. Сейчас он казался стариком. Потом опять двинулся вниз по ступенькам – искать других погибших.
Гарри оглянулся на вход в Большой Зал. Там перемещались люди – утешали друг друга, пили, становились на колени возле мертвых тел. Но никого из тех, кого Гарри любил, не было видно. Ни Гермионы, ни Рона, ни Джинни или кого-нибудь из Уизли, ни Луны. Он сейчас отдал бы все оставшееся время, чтоб только посмотреть на них.
Но сумел ли бы он тогда уйти? Нет, уж лучше так…
Он спустился по ступенькам и шагнул в темноту. Было почти четыре часа утра. Снаружи было так тихо, словно школа, затаив дыхание, прислушивалась – сумеет ли Гарри сделать то, что должен.
Он подошел к Лонгботтому, который склонился над чьим-то телом.
– Невилл…
– Черт! Гарри, у меня чуть сердце не остановилось!
Гарри стянул мантию-невидимку. Его посетила мысль, явившаяся ниоткуда, из желания убедиться, что все будет сделано, как надо.
– Ты куда собрался один? – подозрительно спросил Невилл.
– Это часть плана. Мне нужно кое-что сделать. Послушай…
– Гарри! – неожиданно испугался тот. – Ты что, собрался сдаться ему?!
– Нет, – с легкостью соврал Гарри. – Конечно, нет. Это другое. Просто некоторое время я не буду появляться. Ты знаешь змею Волдеморта, Невилл? У него такая огромная змея… ее зовут Нагини…
– Слышал… А что с ней?
– Ее нужно убить. Рон и Гермиона знают, но на случай, если…
При мысли, что такое может случиться, он на мгновение задохнулся от ужаса и не мог произнести ни слова. Но потом взял себя в руки. Дело важнее всего. Он обязан, как Дамблдор, сохранять хладнокровие и удостовериться, что есть запасной вариант. Дамблдор умер, зная, что есть люди, кому известно о хоркруксах. Теперь Невилл займет место Гарри, так что в тайну будут по-прежнему посвящены трое.
– На случай, если они будут… заняты… а у тебя окажется шанс…
– Убить змею?
– Да.
– Хорошо, Гарри. С тобой же все в порядке, правда?
– Все чудесно. Спасибо, Невилл.
Но тот схватил Гарри за запястье, не давая уйти.
– Мы все равно будем драться. Ты понимаешь это?
– Да, я…
Ком в горле не дал ему договорить, но Невилл ничуть не удивился. Он похлопал Гарри по плечу, отпустил его, а сам отправился на поиски других трупов.
Гарри набросил на себя мантию-невидимку и двинулся вперед. Рядом в темноте кто-то склонился над раненым. Когда осталось лишь несколько шагов, Гарри узнал Джинни и резко остановился. Джинни стояла на коленях рядом с какой-то девочкой, которая почти неслышно звала маму.
– Все хорошо… Все в порядке… Мы тебя сейчас перенесем в школу…
– Я хочу домой, – шептала девочка. – Я больше не хочу воевать.
– Я знаю, – голос Джинни дрогнул. – Все будет хорошо.
По коже Гарри побежали мурашки. Ему хотелось закричать, дать Джинни знать, что он здесь, рассказать, куда он идет, чтоб его остановили, оттащили назад, отправили домой…
Но он и так был дома. Хогвартс был для него первым – и самым лучшим – настоящим домом. И он, и Волдеморт, и Снейп – брошенные дети – все в свое время нашли здесь свой дом…
Джинни держала девочку за руку. Огромным усилием воли Гарри вынудил себя идти дальше. Ему показалось, что Джинни повернула голову – может быть, почувствовала кого-то поблизости, – но он промолчал и не стал оглядываться.
Во тьме вырисовывались очертания хижины Хагрида, но свет в ней не горел, Клык не царапался в дверь и не лаял, приветствуя гостей. Гарри вспомнились прогулки к Хагриду и медный чайник, на боках которого играли отблески огня. А еще – твердые, как камень, пирожки и достойные великанов порции угощения, большое бородатое лицо Хагрида, Рон, блюющий слизнями, Гермиона, помогающая спасти Норберта…
Он уже дошел до опушки леса и тут остановился.
Среди деревьев двигались дементоры, целый рой; Гарри чувствовал исходящий от них холод и не знал, сумеет ли пройти мимо. Сил на патронуса у него не оставалось, он даже не мог сдержать дрожь. Не такое уж легкое это дело – умирать… Каждая минута дыхания, запах травы, прохладный ветерок, касающийся лица, – все это было так ценно! Подумать только – другие люди будут растрачивать впустую еще годы и годы, а он должен цепляться за каждую секунду. Он не в силах был сделать и шага вперед – и в то же время знал, что обязан. Долгая игра окончена, снитч пойман, пришло время приземляться.
Снитч… Затекшими пальцами он покопался в кошеле на шее и наконец нашел его.
«Откроюсь я в конце».
Быстро и тяжело дыша, Гарри рассматривал золотой шарик. Именно сейчас, когда времени стоило бы тянуться помедленнее, оно понеслось вперед, как безумное, и понимание опережало мысль. Вот он – конец. Самое время.
Гарри прижал металлический шар к губам и прошептал:
– Я скоро умру.
Снитч раскрылся, словно скорлупа ореха. Опустив вздрагивающую руку, Гарри достал под мантией палочку Драко и прошептал:
- Lumos.
В одной из двух половинок орешка лежал черный камень, посредине которого змеилась неровная трещина. Камень Возрождения разломился как раз по вертикальной линии, означавшей Старшую палочку. Треугольник и круг, символизировавшие мантию и камень, были все еще различимы.
Гарри внезапно понял еще кое-что, и ему не нужно было для этого задумываться. Речь шла не о том, чтобы вернуть умерших, – он все равно скоро к ним присоединится. Не он звал их из небытия – это мертвые пришли за ним.
Гарри закрыл глаза и трижды повернул камень в руках.
Он сразу понял, что произошло – услышал движение рядом, словно чьи-то легкие ноги ступили на усыпанную хворостом землю на краю Запретного Леса. Открыл глаза, обернулся…
Они не были призраками и не были полностью телесны, но больше напоминали того Риддла, что давным-давно вышел из дневника. А ведь он был почти воплотившимся воспоминанием.
Больше, чем привидения, меньше, чем живые люди – четверо шли навстречу Гарри, улыбаясь ему.
С Джеймсом Гарри был теперь одного роста. Одежда на отце осталась та же, в какой он умер, волосы растрепались, а очки сидели чуть набок, как у мистера Уизли.
Сириус – высокий и красивый – казался куда моложе, чем Гарри помнил его при жизни. Он шел размашистым, плавным шагом, засунув руки в карманы и смеясь.
Люпин тоже выглядел молодым и не таким оборванным, а волосы у него были гуще и темнее. Казалось, он рад оказаться в знакомом месте, где так часто бродил подростком.
Лили улыбалась радостнее всех. Подойдя к Гарри, она отбросила назад длинные волосы и жадно стала разглядывать его зелеными глазами, словно никак не могла насмотреться.
– Ты так отважно себя вел.
Он не мог ответить, не мог наглядеться на мать. Вот если бы стоять так и смотреть на нее вечно – и ничего больше не надо.
– Уже скоро, – сказал Джеймс. – Совсем близко. Мы… так гордимся тобой.
– Это будет больно?
По-детски прозвучавший вопрос вырвался раньше, чем Гарри успел остановиться.
– Умирать-то? Совсем нет, – ответил Сириус. – Быстрее и легче, чем заснуть.
– Он долго тянуть не станет, – сказал Люпин. – Хочет закончить поскорее.
– Я не хотел, чтоб вы умерли, – против своей воли сказал Гарри. – Никто из вас.
Он обращался прежде всего к Люпину, моля того о прощении.
– Сразу после того, как у тебя родился ребенок… Ремус, мне так жаль…
– Мне тоже. Жаль, что я его никогда не увижу. Но он будет знать, за что я погиб, и, надеюсь, поймет. Я пытался сделать немного счастливее мир, где ему предстоит жить.
Холодный ветер из глубин Запретного Леса коснулся волос Гарри.
Родители не скажут ему, идти туда или нет. Это должно быть его собственное решение.
– А вы меня не бросите?
– Мы останемся до конца, – сказал Джеймс.
– Они вас не увидят?
– Мы же часть тебя, – ответил Сириус. – Для остальных мы невидимки.
Гарри взглянул на мать и попросил тихо:
– Не уходи далеко, ладно?
И пошел в сторону леса.
Ледяной холод дементоров не коснулся его – он шел с провожатыми, выполнявшими роль патронусов. Все вместе они вошли в густые заросли старых деревьев, сросшихся ветками, перепутавшихся корнями. Гарри крепко удерживал мантию-невидимку, уходя все дальше и дальше в лес. Он понятия не имел, где сейчас Волдеморт, но был уверен, что отыщет его. Рядом почти беззвучно шли Джеймс, Сириус, Люпин и Лили. Их присутствие придавало ему смелости, и только благодаря ему он мог переставлять ноги.
Тело и разум сейчас казались разлученными. Руки и ноги двигались без участия сознания, как если бы в этом теле, которое предстояло покинуть, он был всего лишь пассажиром, а не водителем. Умершие, шагавшие с ним через Лес, были гораздо реальней живых, оставшихся в замке: Рона, Гермионы, Джинни и прочих, которые были теперь словно призраки. Поскальзываясь и спотыкаясь, Гарри шел к концу своей жизни, к Волдеморту…
Глухой стук, шепот: поблизости еще кто-то был. Гарри застыл под мантией, оглядываясь и прислушиваясь. Родители, Сириус и Люпин тоже остановились.
– Там кто-то ходит, – раздался грубый шепот совсем рядом. – Под мантией-невидимкой. Может, это…
Два силуэта показались из-за дерева. Вспыхнули огни на кончиках палочек, и Гарри увидел Долохова и Яксли. Они смотрели в темноту, прямо туда, где стоял Гарри со своими спутниками, но, кажется, не могли ничего различить.
– Я точно что-то слышал, – сказал Яксли. – Думаешь – тварь какая-нибудь?
– Этот тупоголовый Хагрид держал здесь целый зверинец, – ответил Долохов, покосившись через плечо.
Яксли взглянул на часы.
– Время почти вышло. Час миновал, а от Поттера ни слуху ни духу.
– А он-то был уверен, что Поттер явится! Теперь обозлится…
– Пошли-ка лучше обратно. Спросим, какие дальше планы.
Они с Долоховым двинулись в глубь Леса. Гарри последовал за ними, зная, что его приведут, куда нужно. Обернулся – мать улыбнулась ему, а отец ободряюще кивнул.
Прошло всего несколько минут, и впереди показался свет. Яксли с Долоховым вышли на полянку. Гарри узнал ее – здесь когда-то жил Арагог. На ветвях еще висели обрывки его широкой паутины, но орду его потомков Упивающиеся смертью увели в школу, сражаться за свое дело.
Посредине полянки горел костер. Его мерцающий свет падал на толпу молчаливых, настороженных Упивающихся. Некоторые все еще были в масках и плащах, другие уже открыли лица. На краю поляны сидели два великана, отбрасывавшие громадные тени на землю. Лица их были жестокими и казались грубо вырезанными из камня. Рядом притаился Фенрир, который грыз свои длинные ногти. Высокий, светловолосый Роул прикладывал примочки к кровоточившей губе. Гарри увидел Люциуса Малфоя – тот выглядел подавленным и напуганным, – и Нарциссу с запавшими глазами, полными мрачных опасений.
Все смотрели на Волдеморта, который стоял, склонив голову и держа в руках Старшую палочку. Он то ли молился, то ли что-то молча прикидывал в уме. Гарри, застывшему на краю поляны, пришло в голову абсурдное сравнение с ребенком, отсчитывающим «Раз-два-три-четыре-пять, я иду искать». За головой Волдеморта, словно чудовищный нимб, плавала в воздухе свернувшаяся кольцами Нагини в зачарованной сверкающей клетке.
Когда в круг вошли Долохов и Яксли, Волдеморт поднял голову.
– Ни следа Поттера, милорд, – сказал Долохов.
Выражение лица Волдеморта не изменилось. Красные глаза словно горели в свете костра. Он медленно провел пальцами по Старшей палочке.
– Милорд…
Это заговорила Белла: она сидела ближе всех к Волдеморту, растрепанная, со следами крови на лице, но в остальном невредимая.
Волдеморт поднял руку, призывая ее к молчанию, и она не сказала больше ни слова, только смотрела на него с благоговейным восторгом.
– Я думал, он придет, – сказал Волдеморт высоким, чистым голосом, глядя на пляшущие языки огня. – Я ждал этого.
Все молчали. Упивающиеся, казалось, были напуганы не меньше Гарри. А уж его сердце так колотилось в грудной клетке, словно собиралось покинуть тело. Руки вспотели. Гарри стянул мантию-невидимку и запихал ее под одежду вместе с палочкой. Он не хотел поддаться искушению сопротивляться.
– По всей видимости, я… ошибся, – сказал Волдеморт.
– Нет.
Гарри произнес это так громко, как только мог, собрав все силы: он не хотел, чтобы в голосе прозвучал страх. Камень Воскрешения выскользнул из онемевших пальцев, и краем глаза Гарри увидел, как родители, Сириус и Люпин исчезли, когда он сам шагнул вперед, в круг света от костра. Но для него сейчас никто, кроме Волдеморта, не имел значения. Это дело касалось лишь их двоих, и никого больше.
Иллюзия рассеялась мгновенно. Великаны заревели, Упивающиеся вскочили на ноги, крича и смеясь. Волдеморт словно примерз к месту, где стоял, но следил взглядом красных глаз за тем, как Гарри идет к нему. Их уже не разделяло ничто, кроме пламени.
Чей-то голос завопил:
– Гарри! Нет!
Это был Хагрид, скрученный по рукам и ногам и привязанный к дереву. Он отчаянно боролся, пытаясь вырваться, так что ветки дерева содрогались.
– Нет! Нет! Гарри, что ты…
– Тихо! – заорал Роул и взмахнул палочкой. Хагрид умолк.
Беллатрикс, вскочив на ноги и тяжело дыша, жадно переводила взгляд с Волдеморта на Гарри. Теперь все застыли; двигались лишь языки костра и змея, беспрестанно свивавшая и развивавшая свои кольца в сияющей клетке за головой Волдеморта.
Спрятанная под одеждой палочка упиралась Гарри в грудь, но он даже не пытался ее вытащить. Он понимал, что змея сейчас слишком хорошо защищена, так что даже если ему удастся прицелиться, его тут же поразят пятьдесят заклятий.
Гарри и Волдеморт все еще смотрели друг на друга. Волдеморт слегка склонил голову, и странная невеселая улыбка искривила его безгубый рот.
– Гарри Поттер, – сказал он очень тихо, так тихо, что его голос можно было принять за потрескивание огня. – Мальчик, который выжил.
Никто из Упивающихся не двинулся. Они ждали; все ждали. Хагрид пытался вырваться из пут, Беллатрикс тяжело дышала, а Гарри почему-то подумал о Джинни, ее сияющих глазах, ее губах, которые касались его губ…
Волдеморт поднял палочку. Он по-прежнему стоял, склонив голову набок – как ребенок, которому любопытно, чем кончится эксперимент. Гарри смотрел в красные глаза и мечтал, чтобы все случилось прямо сейчас, быстро, пока он еще мог стоять прямо, пока не потерял контроль над собой, пока не проявил страха…
Губы Волдеморта шевельнулись. Потом была вспышка зеленого света – и все исчезло.
![]() |
Обсудить главу вы можете в этой теме |
<< Предыдущая глава | Оглавление | Следующая глава >> |